Лучший возраст для смерти - Ян Валетов

– Совсем не видно.

– Ты думаешь, что там все умерли? – спросила Ханна, вытирая катящиеся из глаз слезы.

– В городе нет никого старше восемнадцати, Белль. Все остальные стали мумиями.

– Мне страшно, Грег… Ты звони мне, пожалуйста…

– Послушай, – она вдруг поняла, через какое нечеловеческое напряжение эти спокойствие и сдержанность даются Грегу. Он не хотел, чтобы она боялась. Не хотел, чтобы услышала, что он тоже до смерти испуган, а он был испуган. – Я не смогу тебе звонить. Никто никому не сможет звонить. Нет электричества. Скоро сядут пауэр-банки на вышках связи и телефоны тоже перестанут работать. Бери машину и приезжай сюда, слышишь?

– Двести миль?

– Да хоть тысяча, – отрезал он. – Найди машину и приезжай. Возьми с собой пустые канистры с ближайшей газ-стейшн, найди шланг – заправляться не получится. Нет энергии, значит, не работают насосы. Надо будет или сливать бензин, или каждый раз менять машину на авто с полным баком. Поспеши с выездом, пока не началось…

– Что началось, Грег?

Он вздохнул.

– Мир умер, Белль. Мы дозвонились в Германию, к Генри – в Мюнхене еще вчера было электричество, теперь уже нет. Так вот, там то же самое, что с минуту на минуту начнется здесь – в городе беспорядки, пожары, грабят дома в богатых районах, разносят магазины. Он говорит, что и в России все точно так же, даже хуже. И в Африке. Мы пытались связаться с Австралией – связи нет. Так что надеяться не на что, только на самих себя. Наступило время сильных, Белль, а это страшное время! Приезжай, я защищу тебя. Но я ничего не смогу сделать на расстоянии…

– От кого защитишь?

Трубка замолчала.

– Грег, – позвала Ханна и всхлипнула. – Грег… Ты где?

На экране замигала надпись: «Нет сигнала» и Ханна уронила бесполезный теперь смартфон на постель. Черная, удушающая волна отчаяния захлестнула ее с головой.

Двести миль.

Еще три дня назад папа говорил: «Всего двести миль! Да это же ерунда! Я давно обещал Джошу!»

Целых двести миль, подумала Ханна и сглотнула слезы.

Успокойся. Не плачь. Борись.

Она глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух сквозь сжатые зубы.

Собираться и ехать.

Лицо все еще горело, но слезы высохли, словно вода на раскаленном камне. Сердце перестало трепыхаться и билось ровно.

Сопли и слюни еще никогда и никого не спасли.

Где папины ключи от пикапа?

* * *

Ребенок был жив до сих пор только потому, что в машине были приоткрыты задние окна.

Ханна подергала за ручки дверей – заперто. Стекло разлетелось только с третьего удара, брызнуло во все стороны мелкой слепящей крошкой, обдав осколками трупы на передних сиденьях.

Прикрыв нос тряпкой, Ханна сунула голову в машину и разблокировала дверцы.

Ребенок совсем ослабел. Он уже не плакал, а мяукал, словно котенок – синюшный, с закисшими глазками, с присохшей рвотой на рубашечке. Сжатые в кулачки крошечные ручки двигались рывками, словно у игрушки, у которой садились батарейки.

То, что он не умер от обезвоживания и голода, было чудом. Настоящим чудом. Малыш был пристегнут к креслицу, рядом с ним стояла сумка с детскими вещами и бутылочками.

Ханна вынесла младенца наружу и поставила креслице в тень.

От младенца пахло не лучше, чем от покойников, его надо было помыть и переодеть. Его надо было покормить хоть чем-нибудь. И его надо было нести с собой. Ханна не знала, когда шоссе расчистится от этой жуткой многокилометровой пробки, от битых, смятых и просто стоящих в беспорядке машин. Папин пикап пришлось бросить еще на въезде, продвигаться на «Тундре» по шоссе было невозможно в принципе. Лучше всего для передвижения среди тысяч препятствий подходил бы хороший скутер, Ханне доводилось водить такие – это проще, чем ходить. Горючего почти не потребляет, едет шустро, маленький, юркий, но для того, чтобы такое чудо найти, придется сначала обнаружить какой-нибудь автосервис или автомобильный магазин побольше. В Парке развлечений автомагазина не было, а вот на въезде в любой более-менее крупный городок таких автосалонов и не сосчитать. До городка, судя по указателю, двенадцать миль, до толла, где местное шоссе вливается в большой федеральный хайвэй – две мили. Дальше должно быть свободнее, и, вообще, две мили – не двести. Две мили Ханна пройдет и с малышом на руках.

Над раскаленным шоссе висело марево, солнце нагревало бетон шоссе так, что он обжигал ступни даже через подошвы кроссовок, в тени дышать было легче.

Сначала Ханна налила воды в пустую бутылочку для питья, найденную в сумке, и ребенок впился в соску с неожиданной силой, чуть ли не рыча. На то, чтобы его отмыть (во время мытья выяснилось, что нашла она мальчика), ушла полуторалитровая бутылка питьевой воды – на этом запасы жидкости кончились. Благо, в полумиле справа виднелся въезд на рест-эрию, а там можно было найти и питье, и какую-нибудь еду, потому что в детской сумке, кроме двух баночек детского пюре и испортившейся молочной смеси, ничего существенного не нашлось.

Борясь с тошнотой, Ханна заставила себя обыскать карманы мертвецов на переднем сиденье и бардачок авто. Водительская лицензия, кредитные карты, семейная фотография…

При взгляде на нее Ханне серьезно стало не по себе.

Супругам было лет по двадцать пять, не более. Счастливые, улыбающиеся, с новорожденным на руках. Дэнис. Мальчика зовут Дэнис. Женщину на фотографии звали Хлоя, мужчину – Джек. Это они сейчас лежали на передних сиденьях.

Ханна поежилась.

Фото счастливого семейства сделано полгода назад, в Луивилле, Кентукки. Что делали они на этом шоссе так далеко от дома? Куда ехали? Неужели в Парк?

Теперь все это не имело значения. Ни один вопрос и ни один ответ более не имел значения.

Баночка с пюре наощупь казалась горячей, но содержимое пахло хорошо, и Ханна дала ребенку несколько ложек фруктовой смеси. Дэнис проглотил их мгновенно.

– Прости, Денни… – сказала Ханна малышу. – Но больше пока нельзя. Давай-ка мы с тобой за водой сходим.

Спасая младенца от безжалостного солнца, Ханна прикрыла кресло одной из пеленок и двинулась вдоль ограждения, стараясь держаться ближе к краю дороги. Вонь была убийственна, Ханну постоянно тошнило. В других обстоятельствах она бы пробежала эти полмили до зоны отдыха вприпрыжку и не заметила бы, но сегодня каждый шаг давался ей с трудом.

На въезде в рест-эрию мертвые туши грузовиков сбились в кучу. Не меньше тридцати штук длинномерных красавцев, перегородивших проезды, не давали шансов проехать во внутрь. От двух замерших на газонах рефрижераторов несло тухлятиной так, что просто валило с ног. Ничего удивительного в этом не было – на бортах обоих красовались логотипы «Вкусной курочки» и Ханна обошла траки по дуге, зажимая нос свободной рукой.