Огоньки светлячков - Пол Пен

– Оставь меня в покое, – отрезала она. – Все оставьте меня в покое.

28

Подхватив под локоть, мужчина подвел бабушку к столу. Там сидела дочь и читала, заняв три стула.

– Вставай, – велел он, обрызгав ее слюной. Обожженные огнем губы все еще плохо слушались.

– Тебе мало трех свободных стульев? – Девушка махнула рукой.

– Вставай, – повторил отец.

Дочь нехотя поднялась, толкнув стулья так, что они с грохотом проехались по полу. Обойдя стол, она уселась на те, что были свободны.

Мужчина подвинул стул ближе к матери.

– Садись, – сказал он и разместился напротив. – Сейчас мы снимем повязку. Не волнуйся, все будет хорошо, что бы ни случилось. Мы ко всему готовы. Верно?

Бабушка ему не ответила.

Дочь оторвалась от книги и подняла голову.

– Верно, – прошептала бабушка.

Мужчина развязал узел и стал разматывать бинт, закрывающий глаза матери.

Конец бинта упал и повис у нее на носу. Мужчина поспешил убрать его и отбросил бинт на стол.

Увидев ее брови, он с трудом сдержал слезы. На морщинистых веках появились неестественные складки. Шесть недель спустя он еще не привык к своему лицу, навсегда измененному огнем, но видеть мать в таком состоянии было еще больнее.

Потянувшись, он накрыл ее глаза ладонями, защищая от непривычного света.

– Пока не открывай, – предупредил он. – Пусть глаза привыкнут.

Девушка захлопнула книгу. Убрав ноги под стул, она уперлась локтями в стол перед собой, смахнула волосы с лица и принялась наблюдать за происходящим, словно это была увлекательная сцена из спектакля.

– Давай. Теперь открывай, – разрешил сын.

Веки дрогнули, когда бабушка попыталась их разомкнуть.

– Открывай, – повторил он и улыбнулся, увидев наконец глаза матери.

– Они открыты? – спросила та.

Мужчина нервно сглотнул и повернулся к дочери:

– Вижу, ты гордишься собой. – Затем, помолчав, он ответил матери: – Да, мама, открыты.

Они оба понимали, что это значит. Бабушка подняла руку смахнуть единственную слезу, но не сразу нашла место, куда она упала. Новое лицо было ей непривычно. Бабушка нашла на шее распятие и поцеловала.

– Мы готовы ко всему, – напомнила она сыну и принялась ощупывать пальцами его лицо, колючую щетину, которую ему никак не удавалось сбрить. – Так ведь?

Он кивнул.

– И вообще, за шесть недель я уже привыкла ничего не видеть, – продолжала бабушка. – И не уверена, что захочу. – Под кончиками пальцев губы сына растянулись, на лице появилась уродливая гримаса, ставшая его новой улыбкой.

Женщина наблюдала за ними, прислонившись к краю арки, ведущей в их новую гостиную. Она вздохнула. Сила духа свекрови ее поражала. Она вспомнила, о чем пришла сообщить, но во рту пересохло, язык стал тяжелым и не позволял произнести ни слова.

– Плохие новости, – наконец сдавленно проговорила она.

Муж откинулся на спинку стула, попытался закрыть лицо ладонями, но отдернул их, ощутив неприятные бугристые складки.

– Еще хуже?

– Как я и предполагала, – ответила жена и вздохнула. Из носа вылетел свист, который очень ее раздражал. Как страшное оружие, она вытянула вперед пластмассовую трубочку, прибывшую в посылке от деда несколько дней назад. – Вторая кровать нам все же пригодится.

Мужчина сразу вспомнил день, когда они купили двухъярусную кровать, мечтая о третьем ребенке.

– Только не сейчас, – прошептал он и закрыл лицо руками. – Не сейчас.

– Ничего себе, как вы двое классно тут развлекаетесь, – рассмеялась дочь.

– Это случилось не здесь, – отрезала мать. – Тебе отлично известно, что это случилось не в подвале, а раньше. – Она прижала ладонь к животу и посмотрела на мужа. Они оба помнили ту единственную ночь, когда это могло произойти.

– И что это значит? – спросила дочь и широко распахнутыми глазами посмотрела на отца. Она сочла появление ребенка поводом для завершения заключения, которое, по ее мнению, и так затянулось. Шесть недель.

Мужчина поскреб подбородок, зажав его в кулаке.

– Прекрати улыбаться, – бросил он дочери. – Не видишь, что происходит с бабушкой? Со всеми нами?

– Вы не можете заводить ребенка здесь. – Она попыталась вырваться, когда пальцы отца больно сжали обе щеки.

– Не тебе решать, чему бывать и не бывать в этом подвале.

Дочь попыталась его укусить, чтобы освободиться. Он оттолкнул ее с отвращением.

– Мало вам того, что я живу в этом подвале, как в тюрьме. Хотите обречь на мучения ребенка?

Она смогла увернуться от руки отца, прежде чем он схватил ее. Толкнув стул, повалившийся на пол, девушка выбежала из комнаты. Дверь спальни хлопнула так, что покачнулись лампочки над столом.

– Не могу видеть ее лицо, – процедил мужчина и зажал глаза кулаками. Прикосновение к грубой коже разозлило его еще больше. – Не могу ее видеть. – Он потер лицо, думая о новых чертах. – Я не могу видеть ее лицо!

Женщина подошла к мужу и погладила рукой по плечу. Мужчина всхлипнул.

– Надо попросить отца скорее нам ее передать. – Он сглотнул. – Не могу видеть это лицо.

Он ткнул пальцем в свою изуродованную щеку. Женщина стала укачивать его голову, как младенца.

Бабушка вытянула руки, пытаясь нащупать голову сына. Она принялась поглаживать и бормотать что-то успокаивающее, пока он не пришел в себя. Гнев образовал очередной слой осадка, которому за годы жизни в подвале суждено превратиться в гору.

Мужчина погладил еще плоский живот жены.

– Ты уверена? – спросил он.

Та кивнула. Один глаз непроизвольно закрылся, когда она улыбнулась, пытаясь изобразить реакцию, которая непременно возникла бы при других обстоятельствах.

– Надо решить, что нам делать, – очень серьезно сказала она.

Мысли всех троих в той или иной степени выразил ответ бабушки.

– Я знаю точно, чего мы делать не должны. – Она стала перебирать четки. – Человек не имеет права отнимать жизнь, данную Всевышним.

– Никто и не собирается, – быстро ответила невестка.

Мужчина поцеловал живот жены лишь для того, чтобы спрятать взгляд, который мог выдать его. Ведь именно об этом он прежде всего подумал.

– Его может растить дед, – предложил он и поднял глаза на жену.

– И как он объяснит появление ребенка? – спросила та. – Точно через девять месяцев после исчезновения его семьи.

Мужчина прижался к животу щекой. Внутри появился еще один слой осадка. Он принял его, покусывая губы.