Меченосец - Валерий Большаков

– Разойтись! – негромко скомандовал Клык. – Весла – на место! Ультинам Курта Дулата и савирам Илитвера Отчаянного – обложить дорогу из Вусегарда на Самбат. Пропустить всех древлян и ударить им в спину, атаковать с флангов! Бить и гнать, сколько хватит сил!

Ультины восторженно заулюлюкали и бросились исполнять приказ. Они растворились во тьме, подобно ночным духам зла, а за ними во мрак канули молчаливые савиры.

– Думаешь, уйдут древляне? – с интересом спросил Турберн.

Инегельд ответил не сразу, наверное, пожал плечами в темноте.

– Посмотрим... – буркнул он.

А за стенами крепости внезапно взвился дикий крик, потом еще один.

– Режут кого-то, что-ли? – покривился Железнобокий.

– Похоже, – сказал Ивор.

– Видать, – добавил Олег, – не все согласны оставлять крепость... Слышите?

В темноте разнесся протяжный скрип – это открывались ворота Вусегарда. Потом послышался множественный топот, словно били далекие барабаны, – сотни ног касались узкого моста через ров.

Топот стих, и тут же оглушительные кличи ультинов раскололи тишину, и дикие визги савиров – началась резня.

– В крепость! – указал факелом Инегельд. – Бегом!

Повторять ему не пришлось. Вся гридь Князева бросилась к городским вратам. Тяжеловесные створки стояли распахнутыми, за ними тянулась улица, смутно освещенная полупритухшими кострами. Кое-где отсвечивали скорченные тела людей.

Варяги зашагали по отнятому городу, и жители его, забившиеся буквально по щелям, почуяли будто – свои пришли!

Женщины и старики, дети и отроки боязливо выглядывали, охали, плескали руками, причитали, плакали. Свои!

На центральной площади, куда выходил двухэтажный терем, горел самый большой костер. Десятки убитых освещал его огонь – защитники города усеивали своими телами и утоптанную пыль площади, и ступени терема.

– Натворили делов, – прорычал Инегельд, – псы смердящие!

– Княже! – послышался крик, и из темноты выбежал Халег, размахивая секирой. – Чагод ушел!

– Да и пес с ним... Поймаем – на осине подвесим.

– Так он казну с собой забрал! Он и сыновья его!

И зять!

Инегельд взревел. Что проку спасти дом, если грабитель ушел со всем добром?!

– Много ли в той казне было? – осведомился Турберн.

– Достаточно! Один шелк чего стоит. А там и серебришко было, и мехов куча...

– Ах, Чагод... – злобно выцедил Клык. – Ах, гнойный прыщ... Халег! Готовь коней!

– Для всех?! – оторопел княжич.

– Для моей «чертовой дюжины»! И для Хурты припаси, он поведет. Сыщи табунок выносливых лошадок, десятка три-четыре. Чтоб сию минуту были!

– Будут! – повеселел Халег и скрылся во тьме.

Варяги, савиры, булгары с мадьярами заходили в ворота Вусегарда, принося с собою убитых и раненых. Не слушая стонов умирающих, они хвастались трофеями и похвалялись своими победами. Пончику тут же нашлось дело, а Олег стал готовиться к подвигу. Выспаться ему уже никто не даст, да и небо на востоке серело, предвещая скорый рассвет, но вот подкрепиться не помешает...

Инегельд вел свою «чертову дюжину» между прибрежными зарослями ольхи и густыми камышами, потом набитая тропа свернула к мосту через речку Сетомль. И тут-то все увидели облако пыли, за которым размыто мелькали кони беглых древлян.

– Это они! – крикнул Олег.

– Сто-ой! – заорал Хурта Славин, приподнимаясь на стременах. – Стоять, сказал!

Древляне лишь прибавили прыти коням, сворачивая под Лысою горой, и понеслись вверх по речке Глубочице, обходя Подол.

– За ними! – крикнул князь, пришпоривая черного как смоль жеребца по кличке Драконь. – Веди, Хурта!

Отряд пронесся по взбаламученной воде, подымая тучу грязных брызг, и по мелкому притоку вышел в Козарское урочище. Справа высилась Гора, просто Гора, расклиненная оврагами и промоинами, лесом заросшая, почти необжитая – с краю только тронутая деревушкой с частоколом вокруг, а слева задирала крутые обрывистые края гора Замковая, останец высокого древнего берега, с крепостью Самбат на плоской вершине – ядро будущего Киева времен Владимира и Ярослава. А пока Олег видел то, что было «до того».

Хурта проскакал мимо брошенных землянок – похоже было, что дома потонули в болоте, одни крыши плавают. Олег бывал в таких землянках – сыровато в них. В жару, правда, хорошо – не душно, а зимой... Жарко, влажно, чадно и темно – ни единого окошка нет, весь свет через дымогон идет. Лавки прямо из земли нарезаются, сверху только циновки кладут, и пол земляной, холодный. Убого до невероятия, зато дешево. Да и безопасно – придут если кочевники, что они сотворят обитателям землянок? Самое большее – крышу спалят. Ну и что? Да под той крышей бревна в накат, а то и в два, землею переложенные. Не сгорят!

Кислая вонь выдавала хозяев – кожемяки тут проживали. Кожемяки... М-да. Это народец тертый... Дюжий народец. Помни-ка шкуры в чане – живо мясом обрастешь! Как бы тут стрелу не схлопотать... Вон опасное место – кособокий тын у вросшей в землю мазанки под соломенной крышей. И поодаль, где вишневый садочек... Зорко обшаривая глазами слободку, Олег перевел взгляд на склон Замковой горы. К урочищу тот спускался уступами, и с уступа на уступ вела тропа – телеге не поместиться, а конному – вполне. Тропа вела к крепости Самбат, и по той тропе вилась пыль.

– Хурта! – нетерпеливо сказал Боевой Клык. – Чего ждешь? Дуем к Самбату!

– Они разделились, княже! Одни на Гору бросились, а другие к Подолу!

– Тогда так – ты, Хурта, бери с собой Воиста с Алком и чеши к Подолу. Вызнай, куда они так несутся. А мы в крепость! Дорога – вон. Понеслись!

Хурта с Алком Вороном и Воистом Коварным поскакали через Копырев конец к Подолу, а Клык повел остальных к Самбату. Незаметно было, что тропой пользовались часто, а уж в дождь по такой ездить... Сорваться тут – нечего делать.

Крепость была окружена крепким тыном из заостренных бревен, черных от смолы, сберегавшей дерево. Перед частоколом вырыли ров, в дожди полный воды, а ныне лишь мерзкая жижа воняла со дна.

Тын составляли из отборных стволов, зарытых в землю на треть. Бревна пригонялись плотно – прозора меж ними не было. За первым частоколом, отступая шагов на пару, забивался второй, а междурядье доверху было набито землею. Ромеев подобная крепость не впечатляла, и зря. По крайней мере стенобитным орудием деревянную стену не взять. Таран или ядро катапульты раскрошит кирпич и развалит каменную кладку, а вот от дерева отскочит, спружинив.

Ход для стрелков по верху стены прикрывался навесом из толстого корья, навесными плашками защищались проделанные в наружном тыне частые бойницы, узкие и высокие.