Меченосец - Валерий Большаков

Ворота в крепость вели мощнейшие, просто феноменальные – хоть слонов загоняй, зато ни одна башня не укрепляла линию обороны, только сторожевая вышка торчала, поднятая на четырех прямых осокоревых бревнах.

Тяжелая створка из плах, обитых полосами бронзы, медленно затворялась.

– Быстро! – заорал Инегельд. – Быстро!

Варяги прибавили прыти скакунам.

Гнедка, доставшегося Сухову, тоже упрашивать не пришлось – конь так наддал, что у Олега в ушах засвистело. Дозорный на вышке глянул на такое дело, насчитал чертову дюжину русов, и махнул рукою кому-то внизу – Перевисищанские ворота по новой пошли открываться.

Правя левой рукой, правую держа на рукояти меча, светлый князь ворвался в крепость. Олег доскакал вторым. Он оказался на травянистом дворе, в глубине которого углом стояли два дома из толстых бревен, а перед домами – черный от древности и покрытый мхом колодезный сруб. От ворот к домам, огибая колодец, шла дорога, выложенная каменными плитами, справа от дороги пучились грядки огорода, а слева, посередине лужайки, лежала неприятная куча. Над ней густо кружили вороны.

– Не отставать! – сказал Клык, оборачиваясь, и повел бойцов узостью меж двух домов, сходившихся углами, пока не выбрался на главную улицу Самбата, сухую и пыльную, с коновязями и с изгрызенными поилками. По обеим сторонам улицы тянулись деревянные тротуары. Беленые хаты из саманного кирпича перемежались с длинными и низкими избами, крытыми на два ската снопами из камыша, густо смазанными глиной.

В конце улицы крутился табунок коней и бегали люди – мужики и парни в одних холщовых штанах.

Боевой Клык прибавил скорости своему Драконю и подскакал к толпе и табуну. Люди сразу отступили, прячась за лошадей, и выглядывали оттуда.

– Чагод?! – рявкнул Инегельд, помогая себе рукой – где, мол, такой?

Славины оживились, уразумев, что прямая и явная угроза направлена не на них, и заорали, выговаривая «Чагод», и дружно тыча руками куда-то в сторону.

– За мной!

Кони вынесли русов к княжьему терему, рубленному из дуба в два этажа. Когда-то сей теремок принадлежал хазарскому наместнику, тудуну Ас-Халибу, но сэконунг Аскольд снес спесивому хазарину башку и занял его жилплощадь. Нынче на ней был прописан великий князь Ингорь, сын Рюрика, а вокруг, в огромных избах, расселились боляре.

Узкие высокие окна Золотой палаты, тронного зала, были плотно задернуты тяжелыми парчовыми шторами, а на широкой лестнице, ведущей в Людную палату, толпились охранники – князь был на месте, но вступать в разборки с древлянами не торопился, занимая позицию «ни вашим, ни нашим». Дескать, напали люди Чагода на варяжский Вусегард? Вот пущай варяги и разбираются, а моя хата с краю...

Храня варяжскую честь, Инегельд Боевой Клык тоже не стал задерживаться у дворца, а проскакал мимо, даже не обернувшись. Охранники, в кольчугах до колен, с копьями и миндалевидными щитами, угрюмо проводили глазами своевольных варягов.

А те пересекли огромную торговую площадь, занимавшую половину крепости (когда-то здесь сарматы и анты обменивались товарами, тут Лес встречался со Степью), и вынеслись к Подольским воротам.

– Улизнули, гаденыши! – рявкнул Турберн.

Олегов гнедок выскочил из ворот и поскакал вниз по дороге, догоняя несущихся лавиной Боевого Клыка и Железнобокого. Дорогу сию славины называли Боричев увоз, и с него открывался вид на весь Подол, просматривались серебристые ленты Непра и затон Почайны.

Подол не окружала крепостная стена, даже бревенчатого частоколу не стояло вокруг разбросанного жилья. Лишь невысокий, оплывший под дождями вал тянулся меж берегом Непра и крайними огородами. Был когда-то и ров, да селяне пользовались им как свалкой, засыпая помоями и рухлядью, вырванным на грядках бурьяном и прочей дрянью. Трава на рву поднималась пышная, зеленущая, и подольские худые коровенки любили наведываться сюда.

Обширная низина, названная славинами Подолом, напоминала полуостров, примкнутый к лесистым горкам, чьи кручи опадали неглубокими распадками. С востока этот «полуостров» обтекал Непр, с севера – приток его, река Почайна, а на западе в Почайну впадала речушка Глубочица.

Заросли на Подоле держались лоскутьями и клиньями несведенных еще деревьев, а все остальное пространство было распахано на поля и огородики, обнесенные плетеными заборами. Прячась в тень редких каштанов, стояли славинские хатки-мазанки из саманного кирпича, крытые прелой соломой, уходили ниже травы землянки. Двумя концентрическими кругами стояли повозки на тяжелых цельных колесах, с кибитками из войлока и воловьих шкур – булгары пожаловали. Съехались на торг и блестели гладкими черепушками – ультины брили головы по древнему фракийскому обычаю, оставляя оселедец – единственный клок волос, свисающий до плеча, а усы их опускались на грудь, напоминая моржовые клыки.

– Вон они! – крикнул Железнобокий.

«Чертова дюжина» уже спустилась с Горы, и увоз перепал в Боричев ток, широкий у берега Почайны, стиснутый двумя рядами крепких изб, высоких амбаров и овинов, приземистых конюшен. Боричев ток даже в дожди не развозило, но дощатые мостки все же были проложены – чего зря по лужам шлепать, когда можно по сухому пройти? Часто мелькали гладкие коновязи и тяжелые бочки с водой – мера противопожарной безопасности.

– Они влево подались! – прокричал Фудри Московский. – Я видел!

Князь решил послушать молодого дренга и свернул на узкую песчаную дорожку, вьющуюся между громадных каштанов и буков, в два обхвата каждый. Гулкий топот донесся из подлеска, и на дорожку вылетели двое древлян на взмыленных аргамаках. Один из всадников, с перебитым носом, размахивал скрамасаксом, другой был без оружия, он прикрывал пятерней глубокий порез на голой груди. Из зарослей выскочил третий – мощный детина с мутным взором и растрепанными льняными волосами. Рубаха его с богатой вышивкой была порвана, оголяя пластины мышц, а руки секли воздух кривым кинжалом и спатой времен Меровингов. И тут стало понятно, отчего беглецы так резко завернули – их догоняли Хурта и Воист с Алком.

– Это он! – гаркнул Хурта, указывая на древлянина с перебитым носом. – Это Смед Косой! Он воеводу сгубил!

Малютка Свен выхватил меч и с ходу «обезоружил» убийцу – попросту оттяпал ему руку со скрамасаксом.

– Держи его! – крикнул Инегельд, не оборачиваясь.

Безоружного сбил на землю Турберн, а детина со спатой сам полез на князя. Что случилось дальше, древлянин так и не понял. Да и не увидел толком – движения Клыка были смазаны от скорости. Зазвякала вышибленная спата. Крутнулся, отлетая, кинжал. А потом «вдоводел» отнял у детины его жизнь, недолгую и неправедную.

Князь развернулся и посмотрел на убийцу воеводы. Тот был бледен, дрожал и скалился, удерживая на весу кровоточащую культю.

– Аркан ему на шею! – скомандовал Инегельд. – Поглядим, какой срок отпустит ему конь.

Малютка Свен и Фудри мигом набросили на гота петлю и перекинули конец через крепкий сук. Москвич не поленился залезть на дерево и крепко привязал волосяную веревку.