Подручный смерти - Гордон Хафтон

– Уже задыхается, – произнес Глад невозмутимо. – Грудная клетка сжалась.

– Хорошо.

– На шее вздулись вены. Стала корчиться. Должно ускорить процесс.

Я не мог двинуться с места. Лишь переводил взгляд с одного на другого. Я должен был что-то сделать. Сделать хоть что-то, немедленно. Хотя бы просто шевельнуться. Дернуть рукой, кистью, хоть пальцем. Доказать, что я живу, дышу, двигаюсь. Взгляд мой застыл, остановившись на Смерти. Я не мог пошевелиться. Не мог придумать, что сделать. Смерть угрюмо смотрел, Глад бесстрастно ждал. Она переживала медленную смерть от удушья. А я не мог пошевелиться. Она не заслужила такого конца. У нее даже врагов не было, она ничего дурного в своей жизни не сделала. Двигайся же. Она чувствует, что с ней происходит? Или все чувства поглотила эта ужасная, удушливая, изнуряющая агония? Я чувствовал ее агонию кончиками пальцев. Она вдыхала и выдыхала один и тот же воздух. Вдыхала прошлое, выдыхала будущее. И чем больше ей хотелось дышать, тем меньше воздуха оставалось. А я не мог пошевелиться. Чем больше она хотела, тем меньше оставалось – я не мог. Чем больше, тем меньше. Я хотел пошевелиться, закричать, заорать, выругаться, двинуться с места, двинуться…

«Нет от тебя толку, – сказала однажды Эми. – У тебя все не как у людей».

– Барабанит по крышке гроба, – продолжал равнодушно комментировать Глад. – Кулаками. Классические симптомы.

Я слушал. Только и мог, что слушать. Я не мог даже смотреть. Сквозь трубку долетал еле уловимый звук ударов, поначалу частых, потом все глуше и реже. Ее кожа под моими пальцами. Я раскрыл рот. Она могла рассмешить единственным словом. Мой язык прилип к небу. Ее глаза. Мое горло сжалось.

– Вы можете… – выдохнул я.

Смерть удивленно повернулся ко мне.

– Можете ей помочь?

Он снял очки и накрыл трубку ладонью.

Мне хотелось оградить ее от кошмара умирания. Я ее знал. И все еще чувствовал ее присутствие. Наверное, какие-то остаточные воспоминания в нервных окончаниях. Смутные отголоски исхоженного импульсного пути. Мне хотелось расцарапать землю голыми руками, раскидать ее в стороны, вытащить Люси. «От тебя толку мало». Но только глаза мои отвечали. «Придурок чокнутый».

– Пошла кровь, – объявил Глад безучастно. – Только на кончиках пальцев, но это уже начало. Скребет дерево. Стучит по крышке. Мотает головой.

Я не мог слушать и не мог действовать. Мне хотелось разодрать эту насыпь. Пронестись над ней страшным ураганом. Врыться в теплую почву. Принести в дар воздух. Но я – зомби, я оставался верен трупу в себе. У трупа нет желаний, он бездействует. И во мне царила мертвая пустота. «Толку мало».

– Прекратила стучать, – комментировал Глад. – Стала разрывать свое тело. Типичные рефлексы. Раздирает лицо… Руки… Живот. Бьет себя в грудь.

Он приостановился.

– Начала кусать себя. Вцепилась зубами в руку.

Я непроизвольно покачал головой. Я могу качать головой, могу отрицать. Я способен лишь отрицать. Ничего созидательного. Но я должен двигаться, иначе меня разорвет на части.

– Стала терзать себя. – Темп речи Глада ускорился. – Воздуха мало.

Я покачал головой. Я представил, как она задыхается словно рыба, выброшенная на берег.

– На лице кровоподтеки. Шея и руки изранены.

Я качал головой.

– Дыхание останавливается.

Качал головой…

– Все. Без сознания.

Смерть опустился на колени у холмика и с силой вытянул трубку. Она походила на косу без лезвия. Бросил ее в реку, проследил, как ее понесло течением, затем повернулся ко мне.

– Через семьдесят лет река полностью размоет этот клочок берега. И все, что останется от ее гроба и тела, окажется на поверхности. Никто не узнает ни того, что похоронил ее человек, которого мы видели в четверг, ни того, зачем он это сделал. Его не накажут за это преступление, как, впрочем, и за все другие. Но судить – не наша задача.

Он повернулся к Гладу.

– Сердце еще бьется?

– Пока да. – Глад посмотрел на меня. – Ее страдания кончены.

– Сколько ей еще? – прошептал я.

– По ситуации. В любой момент.

Он посмотрел на могильный холмик.

– Сердце… замедляется. Останавливается.

Он помолчал с раскрытым ртом.

– Замирает.

На деревьях щебетали птицы, волны мягко плескались о берег.

– Остановилось.

– Точно? – спросил Смерть, глядя на часы.

Глад кивнул.

Я не мог пошевелиться. Глаза горели, в горле пересохло. Что-то раздражало кожу у крыльев носа. Двигайся. Я поднял руку, чтобы почесать, и тут же ее отдернул от удивления. Кончики пальцев были мокрыми.

Я плакал.

Лежа на краю крыши, я открыл глаза и снова зажмурился из-за дождя. Я поборол соблазн повернуть голову и посмотреть вниз и попытался до мелочей представить все, что меня окружает. Я лежал в нескольких ярдах от потолочного люка, возле бортика круглой башни. Позади меня мокрая черная черепица делала поворот, сливаясь с крышей основного здания – отвесной черепичной кровлей, на которой расположен аварийный выход.

Я вытянул правую руку подальше от туловища, чтобы лучше держать равновесие, и с помощью ног передвинулся на пару дюймов к главному зданию, относительно более безопасному. Левую руку сводило, но я сумел управлять ею, чтобы передвигать локоть по водосточному желобу – скользить обнаженной кожей по грязной канавке, затем вжимать ее вниз и закрепляться. Я выгнул спину и всем телом отполз назад. Потом еще раз, держа равновесие правой рукой, толкаясь ногами, скользя локтем по желобу, выгибая спину и передвигая тело. И так дюйм за дюймом, один страшнее другого, я постепенно втиснулся в маленькую впадину между основанием центральной крыши и куполом круглой башни.

– Ай да молодец, ублюдок.

Я повернул голову вправо и на фоне светлого люка увидел силуэт. Я не мог разглядеть лица этого человека, но именно его фотография лежала в моем кармане – та, которую мне семь недель назад дала Эми.

– Поглядим, далеко ли ты проползешь.

– Помоги, – вырвалось у меня.

– А хуем себе поможешь.

Я медленно отвернулся, и перед глазами мелькнул образ предстоящего падения – моя первая ошибка. Мой взгляд падал вниз за каплями дождя, каждая капля притягивала к площади внизу. Я закрыл глаза, ожидая, пока пройдет слабость и прекратятся судороги. Прошло немало времени, прежде чем я поднял голову, с усилием открыл глаза и осмотрелся.

Водосточный желоб, который спас мне жизнь, оказался из пластика. Помимо грязи в нем лежала та отвалившаяся черепица, что едва не убила меня. За спиной поднимался склон главной крыши – пологий у основания, затем он круто вздымался до самого аварийного выхода у конька.