Над Самарой звонят колокола - Владимир Буртовой

Никифор Чулошников откинул крышку ларца, и даже степенный Иван Яковлевич не удержался, охнул, изумленный изяществом оружия и красивым рисунком серебряной нитью по стволу и рукояти пистолей. Кузьма Петрович покачал головой и несколько раз восхищенно прицокнул языком.

– Дивный подарок, Никифор Ларионович, ей-ей! Спаси бог тебя за него. Ларец отдай дочкам хранить бусы, а пистоли я за пояс суну. – Илья Федорович распахнул кафтан и рядом с давним подарком атамана Гурия Чубука засунул и эти два.

– Сыщутся у меня подарки, атаман, и твоим помощникам, – с улыбкой проговорил Никифор Чулошников, видя, как капрал Пустоханов и хорунжий Волоткин с сожалением проводили взглядами уносимый пустой ларец. – После ухода гарнизонных господ офицеров с полковником я самолично осмотрел их крепостные квартиры. Нет, деньги мы не забирали у их женок и детей, а оружие изъяли для нужд крепости. – Атаман выдвинул нижний ящик, вынул четыре пистоля, правда, не столь красиво отделанных, но так же славно сработанных, и одарил ими товарищей Ильи Арапова. – Берите, казаки, и служите государю верно, как будут вам служить верно и сии пистоли безотказные!

– Велик ли гарнизон Бузулукской крепости? – уже перед отходом ко сну поинтересовался Илья Федорович. – И кто теперь там за коменданта? Все тот же Вульф?

Атаман Чулошников, впервые за весь день, вдруг неудержимо, едва ли не до слез, рассмеялся.

– Что такое? – удивился Илья Федорович, переглянувшись с Кузьмой Петровичем.

– Да как же! – сквозь смех пояснил Чулошников. – Бежавший мимо нас сотник Борской крепости Чеботарев своим известием столь напугал коменданта Бузулукской крепости, что бедный подполковник метнулся в седло и с тем же сотником поскакал до Борской крепости. Должно, почудилось, что казаки государя Петра Федоровича уже волосяным арканом посвистывают над его облыселой иноземной головой, намереваясь изловить и на воротах повесить. Чеботарев в своей крепости остался, а подполковник Вульф очутился в Самаре, у тамошнего коменданта капитана Балахонцева.

– Кого же он вместо себя оставил? – подивился Иван Жилкин. – Я тамошних командиров всех знаю.

– Да сержанта Ивана Зверева за выбытием из гарнизона всех господ офицеров. Сержант Зверев двадцать шестого ноября уведомил меня, что якобы по делам службы подполковник Вульф отъехал через Самару на Бугульму, а его оставил за коменданта при весьма малом гарнизоне.

Иван Яковлевич усмехнулся и заверил атамана Арапова:

– Бузулукскую крепость должны взять без боя. Я один туда въеду и с тем Иваном Зверевым столкуюсь по-приятельски. Он у меня не единожды гостевал, пиво мое пивал по всяким праздникам. Лишь бы тот Вульф к крепости с подмогой не воротился из Бугульмы… Тогда трудновато придется.

Укладываясь спать на лавке в горнице с Кузьмой Аксаком и Иваном Жилкиным, Илья Федорович совсем неожиданно вспомнил теплую каморку близ кухонной печи в доме самарского купца Данилы Рукавкина, вспомнил отставного солдата Парамона, который так громко бухал старыми сапогами, гоняясь по ночам за крикливой кошкой…

«Досадно будет, ежели придется штурмом лезть на крепость Самару, а встречь набежит с ружьем ли, с пикой ли купеческий сын Панфил или Алексей! Признаем ли друг друга?» Вздохнул: вспомнилась давняя горечь на душе, когда узнал от Матвея Арапова о столь ранней смерти самого Данилы Рукавкина от хвори, привезенной из неведомых азиатских земель. И еще вспомнилась полтина серебра, что дал ему Панфил перед выходом каравана из Самары к осенним торгам в Оренбург, – купи, мол, у азиатских купцов живую черепашку для забавы… Спросить бы, помнит ли Панфил о той черепахе. «Должно, забыл за давностью лет… Да и ушел я с отцом Киприаном не в Оренбург на ярмарку, а искать заветное царство мужицкое… Теперь такое мужицкое царство государь Петр Федорович доверил мне укрепить здешними крепостями, приведя их под его державную руку…» – и с теми мыслями не заметил, как уснул крепким и безмятежным сном.

* * *

С полуночи сильно запуржило. Восточный, с высокого правого берега Самары, ветер гнал густую поземку, сдирая с затвердевшего наста выпавший накануне снег. Теперь сугробы то и дело перекрывали старую Московскую дорогу горбатыми перекатами, основательно приваливали приречные заросли, сглаживали морщинистое лицо земли, заполняя глубокие степные овраги и суходолы до весенней ростепели.

– Не дай бог, пометет этак с недельку, не доберемся до Самары вовсе, – беспокоился Кузьма Петрович, укрывая лицо воротником.

– Чай, у мужиков лопаты соберем, а до той Самары докопаемся! – отозвался Илья Федорович. Сказал и оглянулся – запорошенные снегом кони тяжело тянули сани через снежные перекаты. Вспомнив, невольно улыбнулся – вот так же качались давным-давно виденные на Волге лодки, под которыми, одна за другой, прокатывались крупные пологие волны…

Ближе к вечеру подъехали к реке Бузулуку. За рекой, на обрывистом берегу, затаилась Бузулукская крепость. Обнесенная невысоким валом и частоколом, с бойницами в деревянных башнях, для малочисленного отряда она казалась неприступной. Эх, будь у походного атамана три-четыре пушки – нагнал бы страху на гарнизонных солдат!

Отряд приблизился к крепости без единого выстрела. Она настороженно молчала. Иван Яковлевич объяснил это по-своему:

– Ежели только подполковник Вульф не воротился с сикурсом да не умыслил нам ловушку антихристову сотворить, то глядит теперь со стены на нас сержант Зверев и гадает о своей участи… Дозволь, Илья Федорович, торкнуться в ворота! Все же мой это дом, мне в него по праву жителя и ломиться – через дверь ли, через окно ли… Авось в морду кулаком не пхнут с перепугу!

Илья Федорович, поразмыслив перед затаившейся крепостью, решил сделать по-иному:

– Пробуй, Иван Яковлевич. Попытайся без бою въехать в крепость с казаками, что в санях. Я же возьму верхоконных и доскачу с ними до деревни Матвея Арапова. Соберу сход из окрестных селений, буду читать указ государя да кликать мужиков для службы. Ежели что спешное будет, шли нарочного в деревню, я там на постой встану.

– Тако и сделаем, Илья Федорович, – согласился понятливый отставной солдат, крикнул Гавриле Белому на передних санях: – Гаврила, правь обозом по моему следу!

Илья Федорович напутствовал Паршина:

– Начнут из крепости чинить отпор и из пушек палить – иди прочь, меня догоняй, а под бомбы и пули солдатские малым числом не при. Топор своего дорубится! Спустя малое время большой силой офрунтим и возьмем эту крепость. Пошли, братцы!

Илья Федорович сурово глянул на все так же молчавшую крепость, свернул с дороги к реке Самаре, на виду гарнизонных солдат льдом перешел на правый берег, а потом сильно заснеженной проселочной дорогой ушел от Бузулука. Ехал версту, две и все прислушивался: не загремят ли за спиной пушечные выстрелы, извещая, что гарнизон крепости весьма усилился и решил обороняться до последней возможности, питая надежду на сикурс воинских команд от казанского губернатора…

Словно читая мысли атамана, худощавый и высокий капрал Гаврила Пустоханов, поправляя без конца налезавшую на глаза великоватую лисью шапку, поежился: