Игры невидимок - Ирина Сербжинская

Он снова кивнул.

Подскочил мальчишка в засаленном кухонном фартуке, сообщил, что повозка на Дайру ушла рано утром, другая отправится завтра с рассветом.

— Целая ночь, — разочарованно протянула Румита.

— Есть еще кое-что, — бодро заявил юный слуга, похлопывая себя по ноге грязной салфеткой: посетители трактира явно были людьми небрезгливыми.

— Во дворе снаряжается повозка, везут товар в Шар-миш, в морской порт. Даже охрану наняли! Пассажиров берут, но цена, само собой, повыше будет — из-за охраны.

Выпалив это, он многозначительно взглянул на девушку, она протянула ему монетку.

— Оставь за мной одно место.

— Повозка выезжает через несколько минут, ждать никого не будут, — добавил мальчишка и исчез.

— Собирайся, Румита, — велел Сульг.

Девушка кивнула. Склонив голову к плечу, она разглядывала лицо Великого норлока, стараясь запомнить его до мельчайших черточек: серые глаза, темные брови, сдвинутые в раздумье, едва заметная ниточка шрама на виске.

Ей хотелось сказать многое, но любые слова стали бы сейчас лишними, Румита видела, что мысли норлока уже где-то далеко. Она коснулась кончиками пальцев его руки, лежавшей на столе.

— Прощай, Сульг. Не знаю, куда ты направляешься и что задумал, но… удачи тебе.

Он кивнул, и девушка поднялась.

— Заходи, когда вернешься. Не забудь, это должен быть второй день от полнолуния.

Румита направилась к выходу, Сульг глядел ей вслед. У нее была легкая походка. Он ждал, что она обернется, но она не оглянулась.

Хлопнула дверь, и Румита исчезла.

Стук в дверь показался оглушительнее грома. Сульг подскочил на тюфяке с бьющимся сердцем. Стук повторился, и норлок с облегчением понял, что только спросонья он показался ему громким.

Стучала старуха-служанка, будившая постояльцев: сам же вчера велел разбудить его с рассветом. Через дверь он крикнул старухе, что проснулся, и служанка удалилась, шаркая башмаками.

Норлок некоторое время лежал неподвижно, разглядывая нависающий над кроватью низкий дощатый потолок, и размышляя.

Он уснул по-настоящему, как человек, полностью провалившись в сон. Такое бывало нечасто, сон норлоков — нечто вроде дремы, сквозь которую они прекрасно слышат все, что происходит кругом. И только вымотавшись по-настоящему, испытав нервное потрясение или крайнюю усталость, удавалось заснуть вот так, как спят люди. Сульг вдохнул. В последний раз это было, кажется, после Кадгарской битвы — тогда он проспал почти целые сутки.

Вчера, когда Румита уехала, он решил переночевать в этом же трактире — двигаться дальше на ночь глядя не имело никакого смысла. Норлок подозвал мальчишку, спросил, есть ли в комнатах свободные места, и вытащил три монетки, оставленные ему Румитой. Слуга пренебрежительно скривился, глядя на мелочь: посетитель оказался небогат! Почесав в голове, он перекинул замызганное полотенце с одного плеча на другое и кивнул. Медяки тут же исчезли в его кармане.

Комната оказалась крошечной грязной каморкой под самой крышей, из обстановки обнаружился лишь старый тюфяк, набитый соломой, который валялся на полу у стены.

— Все комнаты у нас заняты караванщиками, — сообщил мальчишка. — За такие деньги — только вот это. И то считай что даром. За три монетки другого не жди!

Он поглядел на норлока и смягчился:

— Ладно уж. Могу воды горячей принести, если хотите умыться, бритву и зеркало. За это отдельная плата, конечно, полагается. — Юный пройдоха снова окинул норлока наметанным взглядом, понял, что выжать деньги из постояльца не удастся, и вздохнул. — Та кудрявая девушка, что вчера с вами была, дала два медяка. Будем, считать, что она заплатила за воду и бритву. — И он проворно застучал башмаками вниз по лестнице.

Потолок в каморке был такой низкий, что норлоку пришлось пригнуться. Он открыл окно и выглянул наружу — окно выходило на задний двор, заваленный кучами отбросов, в которых рылись тощие псы. Он поднял глаза выше — осенний рассвет только-только окрасил небо неярким желтым светом.

В памяти мгновенно всплыли события вчерашнего дня, и мысли сразу же понеслись к Румите, которая всю ночь тряслась в повозке, увозя с собой перстень «волков». Добралась ли она уже до Дайру? Если да, то сегодня к вечеру девушка будет в Шармише, а утром следующего дня — в Акриме. Путь неблизкий… Не передумает ли она по дороге? Сульг вспомнил упрямые глаза гадалки и усмехнулся.

Он встал и быстро оделся, поглядывая в окно, отыскал в кармане коробочку с зельем Тисса, вынул нож и воткнул в рассохшуюся раму. Осколок зеркала мальчишка-слуга унес вчера сразу же, как только постоялец побрился: зеркало стоило недешево, и хозяин им дорожил. Глядя в блестящую сталь, Сульг быстрым движением нанес зелье, скрывая татуировку «волка». Покончив с нехитрой маскировкой, норлок убрал коробочку в карман, сунул туда же кремни и трут, пристегнул меч, закрыв его полой плаща, и спустился вниз.

Постояльцы трактира повеселились вчера на славу. Сульг припомнил, что, засыпая, смутно слышал шум драки, вопли пьяных и грохот. С утра в зале было пусто и тихо, лишь мальчишка расставлял перевернутые стулья и столы, да старая служанка орудовала метлой, выгребая из углов груду обглоданных костей и черепки битой посуды. В кухонном очаге уже пылал огонь, хмурая не выспавшаяся повариха тащила котел с водой. Сульг расстался с последней монеткой, получив взамен несколько ломтей черствого хлеба и миску вчерашнего рагу. Мясо, застывшее в белых хлопьях жира, выглядело не очень аппетитно, но Сульг не обращал на это внимания — доводилось завтракать и похуже. Он сел на ступеньку заднего крыльца и принялся за еду, раздумывая о дальнейшем пути. Сейчас, когда с ним не было Румиты, норлок рассчитывал идти гораздо быстрее и к ночи добраться до следующей деревушки, совсем крохотной. Конечно, верхом это расстояние можно было проделать за несколько часов, но… Сульг поправил плащ, прикрывая рукоять меча. Денег на лошадь не было, как не было и возможности продать драгоценные «камни воина». Бродяга, торгующий такой редкостью, привлечет внимание и, уж конечно, надолго запомнится жителям деревни. Норлок подумал о золотом галеоне, который, скорее всего, уже перешел в чужие руки, и подавил вздох.

Хлопнула дверь, на крыльце появился немолодой тощий мужчина с всклокоченными полуседыми волосами. Лицо у него было помятое, глаза налиты кровью. Он постоял, страдальчески морщась на тусклое солнце, подошел к бочке с водой, жадно напился, умылся и окунул в бочку голову.

— Лучше сдохнуть, чем так мучиться… — мрачно сообщил он, рухнув на ступеньку крыльца. Вода стекала с его волос и капала за шиворот. — Башка раскалывается! Перебрали малость вчера… — Он с трудом поднялся, исчез за дверью и вскоре вернулся с дымящейся кружкой чая.

— Перебрали, — повторил он. — С весны на пастбищах — ни тебе пива выпить, ни чего другого. Ну а как придешь в деревню, так и гуляешь по полной. А то ведь опять на пастбища… а там все развлечение — овец гонять.