Питомник - Полина Дашкова

— Тебе одну путевку или ты хочешь с мужем поехать? — спросилВасилий Ильич.

— Я бы с дочкой съездила, — машинально ответила Раиса.

Был апрель, она подумала, что и правда очень устала, а загородом сейчас хорошо.

Когда она вернулась из дома отдыха, Оленьки не было.

— Они расстались, — спокойно объяснила хозяйка, — я с самогоначала знала, что это произойдет, слишком разные люди. Нет, естественно, мыпоможем материально, однако у нее все не так плохо. Есть собственное жилье,старшая сестра. А материально мы поможем.

Через пару месяцев, в июне, Раиса решилась спросить, ктородился у Оленьки.

— Девочка, — ответила хозяйка.

Раиса думала о том, какие они ужасные, бессердечные люди, нобоялась потерять работу и притворилась забывчивой, слепоглухонемой. Солодкиныжили так, словно никакой Оленьки и никакой девочки, дочери Олега, их роднойвнучки, на свете нет и не было. Вскоре скончался от инфаркта Василий Ильич.Олег болел все чаще и тяжелей, Раиса не сомневалась, что это наказание. Никогдане будет он здоров и счастлив. Однако смерти она ему не желала, никому никогдане желала смерти, не дай Бог…

Из-за светлого облака вывалилась огненная луна, склоненноелицо Олега осветилось дымчатым неверным светом, и Раисе вдруг почудилось, чтовеки его дрожат. Она тяжело поднялась на ноги. Собаки на соседних участках ужене выли, было тихо, только листья шуршали, и в этом шорохе стал мерещитьсяРаисе еще какой-то звук, странный, едва уловимый. Она решилась прикоснуться кОлегу, вспомнила, что даже пульса не пощупала, и, склонившись, отыскала егоруку.

Пульс был. Слабый, отрывистый, но был. А странный звукоказался тихим, хриплым похрапыванием. Раиса принялась трясти Олега за плечиизо всех сил, она не понимала, как он мог спать так крепко и так долго. Гремелагроза, лил дождь, выли собаки, она кричала как резаная, а он все спал. Но жив,слава Богу, жив, свинья такая!

— Олег! — завопила она изо всех сил, прямо ему в ухо.

— А? Чего? — отозвался он хрипло.

— Ты спишь почти сутки! Напугал меня до смерти! Надопозвонить, «скорую» вызвать!

— Зачем?

— Это ненормально, так долго спать.

— Нормально.

— Ты знаешь, что Ксюша с ребенком пропала?

— Угу.

— О Господи, что ж вы за люди, в самом деле! Ладно, вставай,пошли в дом. — Раиса подставила ему плечо, он тяжело навалился, кое-какдоплелся с ее помощью до веранды, там рухнул на кушетку и опять уснул. На этотраз храп был более громким и здоровым.

Рано утром, просматривая сводку происшествий по городу, ИльяНикитич почти сразу наткнулся на убийство в Калужском переулке. В сводкеговорилось, что Симакову убил ее сожитель Рюриков, находясь в состояниисильного алкогольного опьянения.

— Множественные ножевые ранения… — пробурчал себе под носБородин, — интересно, сколько именно.

Он тут же вспомнил, с каким раздражением повторял бомж Рюрик«дура баба», вздохнул, отправился наливать воду в электрический чайник.

Взглянув в зеркало над раковиной, он пробормотал:

— Опять, что ли, роковая страсть? Бомж приревновал подружку?Или все произошло по старой банальнейшей поговорке — от любви до ненависти одиншаг? Надоела бомжу его баба, до истерики надоела, вот он и устроил кровавыйспектакль. А может, приятели истерзали насмешками мол, нас на бабу променял. Уалкоголиков бывает чрезвычайно болезненное самолюбие.

— И за борт ее бросает, в набежавшую волну — пропел онприятным тенором, выключил воду и отправился назад, в кабинет, продолжаябормотать,

«Однако, если учесть, что „раскрасавица княжна“ Симка сразноцветными фингалами была единственной моей свидетельницей, то версияроковой страсти покажется не такой уж убедительной. Восемнадцать ранений. Рекикрови. Ритуал, спектакль, шоу. В убийстве Лилии Коломеец тоже был элементкостюмированного представления. Маска черта. Да нет, это полнейшая ерунда.Симка не видела его лица. К тому же он должен понимать, что показания она ужедала. Стоп. А почему, собственно, он должен это понимать? И почему обязательнов маске? А если Симка вообще выдумала черта с красными рожками?»

Это последнее соображение вызвало у Ильи Никитича приступзлорадного смеха. Он смеялся над собой, вспоминая, как долго разглядывал маскив магазине «Хеллоуин», как, сидя в кафе с Евгенией Михайловной, ни с того ни ссего напялил на себя эластичного «черта».

— Во-первых, могла выдумать, — пробормотал он, вернувшись ксебе в кабинет с полным чайником, — во-вторых, ей могло это простопомерещиться. Когда человек так много пьет, ему иногда мерещится всякаянечисть. Но есть еще третий вариант, самый интересный. Допустим, она все-такивидела его лицо, но потом от страха сочинила сказку про черта…

Бородин машинально поднял трубку и набрал служебный номерСолодкина. Бесполезно. В редакции к телефону не подходили. Взглянув на часы, онобнаружил, что всего лишь девять утра. Вероятно, рабочий день для сотрудников«Блюма» еще не начался. Он позвонил Солодкину домой, долго слушал протяжныегудки и хотел уже положить трубку, когда раздалось звонкое, раздраженное:

— Да! Слушаю! — совсем близко захлебывался плачем младенец.

— Доброе утро, могу я поговорить с Олегом Васильевичем?

— Он на даче! — крикнули в ответ. — Машуня, перестань,Господи, ну что же это такое! Извините…

— Ксения Михайловна? — быстро спросил Бородин, опасаясь, чтоона бросит трубку.

— Да, это я. Но только я не могу сейчас говорить, у меняребенок плачет.

— Я слышу. Когда вам можно перезвонить?

— Вам нужен Олег, запишите его сотовый, — она назвала номери бросила трубку. Бородин успел записать, тут же набрал, но услышалмеханический голос: «Абонент временно недоступен».

— Недоступен, недоступен, — сердито пробормотал Бородин, —ну что, послать оперативника на дачу? Или ехать самому? А может, сначалаповидаться с юной женой? Кстати, любопытно, почему он на даче, а она с ребенкомв Москве в такую жару?

Он заварил чай, машинально, без обычной тщательности и опятьвзялся за телефон. На этот раз ему ответили сразу.

* * *

Начальник отделения смотрел на младшего лейтенанта Телечкинакруглыми выпуклыми глазами и мучительно долго молчал. Коля заставил себявыдержать этот взгляд. Он был уверен в своей правоте и отступать не собирался.