Рассечение Стоуна - Абрахам Вергезе

— Покличь Близнецов, время обедать.

— Мальчики, а купаться не пора?

— Шива-Мэрион, что хотите на ужин сегодня, спагетти или инжеру и вот?

«Ты» или «твой» относилось к нам обоим. Все равно, кто из нас отвечал на вопрос, ответ давался за обоих.

Наверное, взрослые считали, что Шива, мой прилежный, трудолюбивый брат, попросту скуп на слова. Хотя если считать звон колокольчиков на его браслете за разговор, он болтал без умолку и стихал, только когда перед школой натягивал на браслет носок. Наверное, взрослые полагали, что я не даю Шиве возможности говорить (что было правдой), но никто не просил меня заткнуться. Во всяком случае, в шуме и гаме нашего жилища, где дважды в неделю собиралась компания для игры в бридж, на «Грюндиге» вертелась 78-оборотная пластинка и от топанья Гхоша под румбу и ча-ча-ча звенели тарелки, прошло целых шесть лет, прежде чем взрослые заметили, что Шива перестал говорить.

В младенчестве Шива считался более нежным, все из-за черепа, который, пока не явилась Хема, пытался сокрушить Стоун. Но потом Шива благополучно миновал возрастные вехи, стал держать головку в одно время со мной, встал на четвереньки и сказал «Амма» и «Гхош» в положенные сроки, и мы оба начали ходить одиннадцати месяцев от роду. По словам Хемы, за несколько дней до того, как сделали первые шаги, мы забыли, как надо ходить, поскольку открыли для себя прелести бега. Шива говорил сколько нужно до пятого года жизни, когда принялся потихоньку откладывать слова про запас.

Сразу объясню, что Шива смеялся, плакал и вообще вел себя так, будто вот-вот что-то скажет, и тут в дело вступал я. Он охотно распевал ла-ла-ла вместе со мной в ванне, но, когда дело доходило до слов, они становились ему не нужны. Он бегло читал — только не вслух. Он моментально складывал и вычитал большие числа и записывал результат, пока я загибал пальцы. Он постоянно писал записочки, они устилали его путь, будто навоз. Он прекрасно рисовал, правда, на чем попало: на картонных коробках, на бумажных пакетах. На этом этапе он обожал рисовать Веронику[60]. В доме у нас был один выпуск «Арчи Комикс» — я купил его в книжной лавке Пападакиса; на странице шестнадцатой были три сюжета с Вероникой и Бетти. Шива смог полностью воспроизвести эту страницу с пузырями высказываний, надписями и диагональной штриховкой. У него в голове будто имелся фотоаппарат, и в любое время он мог перевести зафиксированное изображение на бумагу, не забыв ни номер страницы, ни раздавленную муху. Я заметил, что он всегда выделяет линию груди Вероники, особенно в сравнении с Бетти. В оригинале обводы тоже присутствовали, но у Шивы линия был жирнее, темнее.

Иногда он импровизировал и отходил от оригинала, изображая грудь в виде готовых к пуску ракет или реющих в воздухе воздушных шариков.

Генет и я прикрывали молчание Шивы. Я делал это неосознанно, если и болтал без меры, то как бы за двоих. Разумеется, у меня никаких проблем в общении с Шивой не возникало. Ранним утром звон колокольчика — чинь-динь — спрашивал: «Мэрион, ты проснулся?» Динь-чинь значило: «Пора вставать». Если он терся своей головой о мою, это обозначало: «Просыпайсяй, соня». Одному из нас достаточно было подумать о чем-то, чтобы другой уже бросился выполнять.

Приметила, что Шива перестал говорить, миссис Гарретти из школы. «Школа Лумиса для города и деревни» старалась угождать вкусам торговцев, дипломатов, военных советников, докторов, учителей, представителей Экономической комиссии ООН для Африки, Всемирной организации здравоохранения, ЮНЕСКО, ЮНИСЕФ и особенно ОАЕ — Организации Африканского Единства. Император передал ОАЕ «Африка-Холл» — потрясающее здание, и благодаря этому хитрому ходу ОАЕ перенесла свою штаб-квартиру в Аддис-Абебу, что оживило всяческий бизнес, начиная с девушек из баров и кончая дилерами «Фиата», «Пежо» и «Мерседес-Бенц». Дети сотрудников ОАЕ могли посещать Лицей, что возвышался в самой тихой части Черчилль-авеню. Но посланцы франкоговорящих стран — Мали, Гвинеи, Камеруна, Берега Слоновой Кости, Сенегала, Маврикия и Мадагаскара — смотрели в будущее, и посему машины с табличками Corps Diplomatiques везли les enfants мимо Лицея к «Школе Лумиса для города и деревни». Для полноты картины упомяну еще о школе Св. Иосифа, где заправляли иезуиты, эти пехотинцы Христа, которые, по словам матушки, веровали в Бога и в розги. Но у Св. Иосифа учились только мальчики, для Генет путь туда был заказан.

Почему же тогда нас не отправили в одну из государственных школ? Дело в том, что в таком учебном заведении мы бы оказались единственными неместными и угодили бы в немногочисленную группу учеников, у которых число имеющейся обуви превышало бы одну-единственную пару, а дома имелся водопровод и канализация. У Хемы и Гхоша не было выбора, кроме как отдать нас к Лумису, где преподавали британские экспаты.

У наших учителей за плечами была средняя школа, и неясно, где они раздобыли лицензию на право преподавания. Удивительно, но черная креповая мантия способна придать прощелыге-кокни или разбитной цветочнице из Ковент-Гардена солидность оксфордского профессора. Акцент не играет в Африке никакой роли, главное, чтобы он был иностранный, ну и чтобы цвет кожи соответствовал.

Ритуал — вот бальзам на душу тех родителей, кто сомневался в качестве услуг, предоставляемых школой Лумиса за их деньги. День спортивных состязаний, школьная ярмарка, Рождество, школьные пьесы, ночь Гая Фокса[61], день учредителей, церемония окончания школы — столько размноженных на ротаторе уведомлений мы приносили домой, что у Хемы голова кружилась. Кружки по интересам собирались по понедельникам, вторникам, средам, у каждого кружка были свои цвета, свои команды и свои руководители. В дни спортивных состязаний команды соревновались за кубок Лумиса. Каждый день начинался с общей молитвы, которую в присутствии мистера Лумиса мы возносили в актовом зале, затем зачитывался отрывок из Библии, один из учителей садился за фортепиано и пелся гимн из сборника.

Как ни прискорбно, результаты сдачи экзаменов по программе средней школы первого уровня сложности у учеников школы Лумиса по сравнению с детьми из бесплатных государственных школ были ужасны. У индийских учителей, которых император взял в аренду в христианском штате Керала (откуда родом была сестра Мэри), имелись необходимые знания. Спросите у любого эфиопа, как звали его учителя математики или физики, — наверняка Курьен, Коши, Томас, Джордж, Варугезе, Нинан, Мэтьюз, Джейкоб, Джудас, Паулос, Чанди, Ипен, Патрос или Паулос. Эти учителя воспитывались в соответствии с ортодоксальным ритуалом, который ввел в Южной Индии сам святой Фома. Но на своем поприще они следовали единственному ритуалу: наилучшим образом преподать своим исключительно способным к математике эфиопским ученикам умножение, периодическую таблицу и законы Ньютона.