Сердце ангела - Вячеслав Грацкий

— Чихать я на него хотел! Сдали-то меня твои сыскари! И где теперь мои деньги?

— Чихать на Каспара не стоит, — медленно заметил бургомистр. — Последние две недели он моя главная головная боль. А теперь и твоя тоже. Именно поэтому я рискнул прийти сюда, у тебя ведь «тайные» на хвосте.

— Кого у меня только не было на хвосте… — отмахнулся Гангель. — Так, значит, Каспар мешает не только мне?

Бургомистр кивнул.

— А мои деньги?

— Они в хранилище «желтого дома». Можешь не беспокоиться о них. Тем более дорога туда тебе уже известна. — Риллан усмехнулся. — Не будет нашей общей «головной боли», что-нибудь придумаем.

— А почему ты не избавился от него через своих друзей в Лирне?

— Если бы мог — тебя бы не просил, — ворчливо отозвался Риллан. — Он ведь эмиссар ОСА, забыл? Он человек герцога Норвальда.

— И потому к нему не так-то просто подступиться. Я насчитал не меньше дюжины «тайных». Но мне почему-то кажется, что их раза в два больше.

— Этим я займусь сам. Ничего не обещаю, но, думаю, кое-что старина Брун еще в силах сделать.

— Думаешь или… — сдвинул брови Гангель.

— Не нужно давить на меня, Ган, — мягко ответил бургомистр.

Он поднялся, не спеша накинул на плечи халат. Подойдя к столу, звякнул двумя бокалами, разлил из початой бутылки вино и протянул бокал Гангелю.

— Каспар — наша беда, — сказал он едва слышно. — Наша общая беда. И мы сообща от нее избавимся. Хорошо?

Гангель усмехнулся и пригубил вино.

— Очень на это рассчитываю, старина Брун.

— Взаимно, Ган.

Они выпили немного, поболтали о пустяках, а потом Гангель ушел, размышляя о том, не слишком ли бургомистр оказался любезен. И о том, к кому в конце концов попадет золото Инквизиции. Возможно, это и был тот самый случай? Которого они оба ждали давно и с нетерпением. Но, конечно, вначале им предстояло побеспокоиться об общих врагах.

Спустя двадцать лет Армания считалась одной из наиболее могущественных держав мира. Сам Адальберт к тому времени удалился от дел и поселился в монастыре. Именно там в последние годы жизни он и записал свое знаменитое пророчество, в котором предрек гибель собственным детищам — культу Уриэля и новой королевской династии. Однако пророчество это было засекречено немедленно после смерти Адальберта и стало доступно историкам только спустя много лет после развала Объединенного Королевства Армании.

История Армании: нераскрытые тайны, загадки, гипотезы

1

Проснувшись, Диана долго лежала недвижимо, пытаясь понять, что она делает в лесу и кто эти двое мужчин, похрапывающих в двух шагах от нее. Во сне было приятно и хорошо. Во сне был красивый мужчина. Ласковый, предупредительный и очень-очень нежный.

А тут… Молодой парень с внешностью капризного ребенка, спящий почему-то в доспехах. И парень постарше, хотя этот уже не парень, мужчина. С суровым и перекошенным после стародавней травмы лицом.

В общем, ничего привлекательного в них не было. Да еще запах. Мерзкий, как из канализации. Что от них, что от нее. И все же…

Вследствие ли недавнего сна или по какой иной причине, но Диана ощущала острейшее желание. Внизу как будто разгорелся огненный сгусток, от него по всему телу расходились горячие волны.

Она поймала себя на совершенно диком желании придвинуться к этому, с покалеченным лицом, сорвать с себя и с него одежду и… Откажется ли он? Как говорила ее подруга Анель, весьма опытная в таких делах, мужчина в принципе не способен отказать. Тем более обнаженной женщине.

Диана зло мотнула головой, зажмурилась. Что это с ней? Не терпится лишиться девственности? И как раз сейчас? В эдакой грязи?

Если бы не прилив злости, она, пожалуй, покраснела бы от стыда. Но она больше разозлилась. На себя и на этих…

Диана вновь покосилась в их сторону и… Тут-то она все и вспомнила. От желания не осталось и следа.

Диана поднялась, облила мужчин презрительным взглядом и двинулась в глубь леса. Устраиваясь на привал, Берсень говорил что-то о ручье поблизости, но тогда она мечтала только об одном — выспаться. Зато сейчас самое время вернуть себе приличный вид. И запах.

Судя по едва перевалившему зенит солнцу, спали они часа два-три, не более. Но чувствовала себя Диана просто замечательно. Конечно, болели ноги и ныло все, что ноет после долгой езды верхом, но это ничуть не умаляло прилива бодрости. Свежий ли воздух тому виной, но выспаться до такой степени в городе Диане еще не удавалось ни разу.

Она и не заметила, как стала напевать легкомысленную песенку. Как ноги сами по себе понесли ее вприпрыжку. А руки принялись плести венок из лесных цветов. Доводы разума о том, что все отнюдь не так замечательно, что она преступница и что за ней погоня, оказались бессильны изменить настроение. Диане было хорошо. Она радовалась всему. Солнечным лучам, пробивавшимся сквозь кроны деревьев. Щебету птиц. Ярко-красным ягодам, которыми она, однако, только полюбовалась, но так и не решилась попробовать. Как ни напрягала память, признать в них что-либо съедобное, из того, что покупала на рынке, она так и не смогла. Впрочем, это ее ничуть не огорчило. Желудок возмущенно рыкнул, но вскоре затих.

Искупавшись в ручье, Диана прополоскала одежду и, пока та сушилась, улеглась на берегу. Небо было чистым и ясным, солнце припекало, от воды несло прохладой, Диана и не заметила как задремала.

2

Деревья плотно обступили поляну, на границе пролегли густые тени, в которых, казалось, растворился весь мир. Глаза Эрика поползли на лоб. Не было ни Берсеня, ни Дианы, куда-то запропастились лошади, поляна расстилалась перед ним голая как стол. И лес вокруг будто умер — не колышется трава, не шелестит листва, молчат пичуги, да и сами деревья… Они словно расплываются, если на них пристально смотреть, смазываются в серую мглу.

— Что здесь происходит, черт побери? — процедил Эрик.

С другого края поляны отделилось и поползло к нему нечто темное, дымное. И чем ближе это подползало, тем отчетливее проступали человеческие очертания.

— Узнал?

Эрик покрутил головой. Что-то здесь не так. Этот молчаливый лес. Пустая поляна. А это дымное облако…

Послышался смешок, и Эрик понял. Он видит сон. А это облако…

— Да, Эрик. Это я, Дитус. Если тебя смущает мой облик, я могу принять любой другой.

— Нет, не смущает. Что тебе нужно?

Эрик на всякий случай ущипнул себя за руку, но ему сделалось больно, и он не проснулся.

— Пришло время поговорить.

— О чем еще?

— О нас с тобой. О чем же еще? Теперь у нас одна судьба на двоих. И мы должны заботиться друг о друге. Мы ведь как братья. Даже ближе чем братья. И кто еще побеспокоится о нас, если не мы сами?