Янтарь в болоте - Дарья Кузнецова

Разглядывая в большом зеркале собственное отражение, Алёна рассеянно думала, что в обычной исподней рубашке чувствовала бы себя куда более одетой, меньше стеснялась бы и уж точно не радовалась так прикрывшему плечи платку. Однако при том признавала, что выглядит сейчас красиво и очень соблазнительно. Хотя все девушки будут одеты похоже, и многие из них куда краше алатырницы, но она все же позволила себе размечтаться, что первый княжеский воевода заметит ее и выделит среди прочих. Ради восхищения в его взгляде она готова была переступить через смущение и скинуть где-нибудь платок, как советовала Степанида. А если он еще и обнимет, то и вовсе наплевать на стыд…

Въяве представились его сильные, горячие, большие ладони на обнаженных плечах и как бы они потом огладили голую спину… От этой грезы Алёна прерывисто вздохнула, пытаясь успокоиться, и уже гораздо искренней поблагодарила Степаниду. А уж если сбудется, так и вовсе расцелует от благодарности.

Стеша глядела на подопечную с насмешливой улыбкой и словно бы точно знала, о чем та думала. Однако промолчала и только кивнула в ответ.

Венки девицы из свиты княгини плели здесь, на женской половине. Они считались вполне пристойными праздничными головными уборами, поэтому девушки предпочитали одеться сразу. Цветов слуги нарезали вдосталь, чтобы уж точно не возникло споров. Впрочем, некоторые и без того нашли бы повод, если бы за своими подопечными не приглядывала сама великая княгиня вместе со старшими женщинами. Со слишком уж явной насмешкой косилась Светлана, слишком задумчивым и цепким был взгляд красавицы Людмилы.

Выбирая для венка рыжие маковки янтарницы, Алёна радовалась, что они ей в цвет наряда и к празднику в масть, потому никто и ни за что не поймет, о ком девушка думала в этот момент. Крупные желтые лютики – садовые, не дикие, – как благодарность Озерице за дар, несколько ярких алых маков – для себя, потому что любимые цветы. И россыпь мелкого белого звездопыльника, чтобы оттенить яркие богатые цвета. С лентой же венок вышел до того ярким и нарядным, что Алёна и сама залюбовалась. А на черных волосах эдакое живое пламя и вовсе должно было смотреться отлично.

Ульяна, сидевшая рядом, цветов, кажется, не видела, брала что под руку попадется. Тихая, рассеянная, задумчивая, на вопросы снова отвечала невпопад. Алёна догадывалась, с чем это связано, так что разговорить и не пыталась, только поглядывала сочувственно. Помочь справиться с сердечной тоской она не могла, но зато следила, чтобы боярышня совсем уж ерунды не наплела. Это было несложно, главное было вовремя подкладывать ей подходящие цветы да остановить, когда плетение окажется достаточно длинным.

Столы к праздничному ужину накрыли в самой большой, Княжеской, трапезной. Алёна с трудом удержалась, чтобы не начать озираться, открыв рот: она сроду не видела таких огромных комнат. Высоченные сводчатые потолки с круглыми наборными окнами, толстые квадратные колонны. Белые стены, которые оттеняло благородное серебро. Отделки было совсем немного, богатый природный рисунок камня не требовал других украшений, а простор довершал картину.

Да и остальные гости в первый момент как будто притихли, и ужин за расставленными по кругу столами начинался под негромкие стесненные перешептывания. Но потом люди освоились, заговорили, и трапезная ожила.

Алёна оказалась за столом между Ульяной и каким-то незнакомым пожилым мужчиной. Тот был сдержан, обходителен и неразговорчив, что девушку очень обрадовало. Еще больше обрадовало то, что она взглядом быстро нашла Олега, который сидел за другим столом и разговаривал с незнакомым воеводой. В черном торжественном кафтане с алой рубахой и серебряным шитьем, какой полагался воеводе, он был хорош – глаз не отвести. Она и не смогла, пока сам Янтарноглазый не почуял чужое внимание и не поймал ее взгляд. Нахмурился, и Алёна поспешила смущенно отвернуться, ругая себя за навязчивость и опять гадая – на что он сердится?

Этот вопрос занимал ее и дальше, и после ужина, когда начались игры. Лишь на минуту отвлек от переживаний Дмитрий со своими вопросами, явно обеспокоенный настроением алатырницы, – он по-прежнему винил себя за княжеский гнев. Да еще злился оттого, что смягчить отца не удалось, уперся. Алёна про себя подумала, что князя, видать, совсем допекли сыновние капризы, но все же попыталась Дмитрия утешить, ласково потрепала по плечу, заверила, что все обойдется и на все воля Матушки. Вряд ли это всерьез помогло, но он хотя бы перестал ругаться и попытался улыбнуться.

Алатырнице глядеть на этих двоих было досадно: умные люди, а друг друга слышать не хотят. Помочь она ничем не могла, но хоть постаралась отвлечь княжича, да и себя заодно развлечь и занять, чтобы не искать поминутно глазами воеводу. Она увела Дмитрия в круг веселящейся молодежи, и тот как будто вправду ожил, засмеялся со всеми. Игры частью были привычные и знакомые, частью – попроще, но Алёне вскоре начал нравиться этот праздник. Она даже понадеялась, что обойдется без тех гадостей, которые они со Стешей подозревали.

В какое мгновение все поменялось, алатырница не заметила. Вот вроде бы и княжич смеялся, и знакомицы из княгининой свиты казались милыми и искренними, и совсем незнакомые девушки и парни, приглашенные на праздник, виделись хорошими, настоящими, правильными. Потом Дмитрий куда-то пропал, кто-то изобразил лошадиное ржание, все засмеялись, заржал другой, и через пару минут Алёна поняла, что не она смеется со всеми, а все смеются над ней. И она никак не могла понять, в чем причина?

После такого стало не до веселья, она отошла в сторону к столам, чтобы попить холодного морса и попытаться понять, что случилось. Но одежда вроде была в порядке, и волосы, и как будто лицо тоже… Отчаявшись разобраться самостоятельно, она попыталась отыскать взглядом кого-то хоть немного своего. Но княжич не появился, да и Рубцов тоже вышел. Алёна лишь пару раз за вечер ловила его непонятно хмурый взгляд, в общем веселье воевода не участвовал. Ей хотелось, но не хватило решимости вытащить его в круг танцующих. Что он подумает? И вокруг что скажут? В станице бы никто слова дурного не сказал, только поддержали бы, а здесь можно ли вообще так поступать? А если откажется – позора не оберешься…

Спасение явилось вдруг само: к Алёне подошла румяная и радостная, с блестящими глазами, Ульяна. Общее веселье развело девушек в разные концы зала, и до сих пор они обе этого не замечали, а тут боярышне тоже захотелось перевести дух.

– Ой, а чем так противно пахнет? – удивленно спросила Ульяна, сморщив нос. – Ой, это же от тебя! Что случилось?!

– Не знаю, я запахов не чувствую, – вздохнула Алёна.

Настроение веселиться окончательно пропало, стало тоскливо и гадко. Но одновременно пришло облегчение: плохое, которого она ждала и опасалась, случилось, и хоть это обидно и противно, но зато и бояться больше как будто нечего. А мерзкий запах – это ерунда, не смертельно.

– И чем пахнет? – спросила алатырница, рассматривая веселящихся придворных.

И насмешливые, злорадные взгляды знакомиц из княгининой свиты ей явно не чудились. Не маячила рядом в ожидании, как поведет себя Алёна, только Павлина, которая после событий в лесу первый раз вышла в люди и охоты веселиться, кажется, не имела. Она сидела у стола с краю и косилась на людей диковатым взглядом. Видать, здорово по ней встреча с лешим ударила.