Кайрос - Анастасия Монастырская

– Вы бы, конечно, предпочли, чтобы все закончилось плохо для меня.

– Он – мой сын.

– Понимаю. Для своего сына я не смогла бы сделать того же.

– Не знаю, как объяснить тебе. Наверное, сочтешь меня сумасшедшей. Ваши судьбы сплетены. Теперь я это понимаю. Я пришла, чтобы убедить Дэна уехать, но теперь вижу, что это невозможно.

– А что вас здесь держит, Алиса Михайловна? Вы ведь еще можете сбежать…

– Что держит? Возможность слушать сказки по вечерам.

* * *

Один из немногих дней, когда Сухопаров чувствовал себя хорошо. Прекрасно выспался до полудня и даже сумел не поссориться с Марой за обедом. В другие дни он ее откровенно раздражал, но сегодня Мара была особенно спокойна – вещь в себе. Только потребовала показать руки, зачем-то их понюхала, посмотрела в глаза и осталась довольной осмотром, как и светлой радужкой сухопаровских глаз.

– Удержала, – и снова заварила ему чай от «нервов», который Петр Аркадьевич теперь пил каждый день.

Нервишки действительно перестали шалить, давление выправилось, жизнь стала казаться не такой уж плохой. И самое главное – ушли страшные сны с мертвой Ларисой. Сухопаров больше не ездил на Невский и предпочитал вечерами сидеть дома – пить чай и ждать Мару.

– Сегодня придет женщина. Молодая, – сказала Мара. – Пригласишь ее в дом.

– А потом? – тупо спросил он, шелестя старыми страницами «Ньюсвика».

– Потом – ничего. Дождетесь меня.

Женщина действительно пришла. Молодая. И очень красивая. У Сухопарова даже голова закружилась от такой красоты. Женщина сидела на подоконнике, рассматривала себя в зеркальце и разговаривала сама с собой. Это было так странно и нелепо, что он почти в нее влюбился.

И все время, пока он сидел рядом с ней и смотрел, как она пьет чай, понимал, что такой женщины у него никогда не было и никогда не будет. Кто он в сравнении с ней? Неуклюжий мужчина средних лет. С отвисшим брюшком и невысоким интеллектом. Ни красоты, ни таланта. Ничего, что могло бы привлечь такую красавицу. Даже новая должность – сомнительный аргумент: какая радость сидеть в большом кабинете, если знаешь, что сидишь на чужом месте?!

Ты – никто. Неудачник. В тебе нет ничего, чем бы ты мог гордиться. Разве что…

Как ее имя? Сухопаров наморщил лоб, вспоминая. Кира? Почему Кира, если ее зовут Лариса. Вот она сидит перед ним – тонкая и обнаженная. Лара. Его Лара. Изменница. Блудница. Красавица. Она смеется над ним. Он для нее не мужчина.

Сухопаров посмотрел на свои руки. Красные, с трауром под ногтями. Уродливые, как и он сам. Осталась только одна возможность прервать невыносимую муку.

Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Она виновато улыбнулась:

– Вы не могли бы заняться со мной сексом? Прямо сейчас.

Сухопаров растерялся:

– Почему я? И почему сейчас?

– Потому, что я этого хочу. А вы?

– Разве я вам приятен?

Она поцеловала его и спросила:

– Где?

* * *

– Ваш проект не прошел. Мы предпочли другое агентство. Всего хорошего.

Короткие гудки.

Бизнесом и любовью надо заниматься.

Вадим шмякнул трубку о столешницу. Всё против него! Все рассыпается! Ему нужен этот контракт. Ему нужна команда. Ему нужна Кира.

Но Кира положила заявление об уходе:

– Я ухожу. Надеюсь, не заставишь отрабатывать две недели. Все равно этого делать не стану.

– У меня есть предложение получше, – рядом с заявлением появилась бархатная коробочка.

– Что это?

– Открой и посмотри.

Она открыла. Крупный бриллиант рассыпался на разноцветные брызги.

– Что говорят в таких случаях? И в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас.

– В таких случаях говорят: «Выходи за меня замуж». И встают на колени.

– Твое слово – закон. Выходи за меня замуж, – он встал на колени и шутливо подполз к ней.

– Нет. – Кира равнодушно вернула кольцо. – Я ухожу.

– Ты не хочешь за меня замуж?

– Не хочу.

– Почему?

– Перехотела. Встань, пожалуйста. Прекратим этот пошлый балаган. Подпиши мое заявление, и расстанемся по-хорошему. Как чужие люди, которым плевать друг на друга.

Он подписал.

И они расстались, как чужие люди, которым плевать друг на друга.

Вадим потом долго ломал голову, куда девать это чертово кольцо.

Бизнесом, как и любовью, надо заниматься.

Ему не хотелось ни того, ни другого. Он даже не мог злиться. Ни на Киру, ни на себя, ни на обстоятельства.

Завтра – зарплата. На счетах – пустота. Ему нечем заплатить людям. Ему нечем заплатить себе. У него ничего нет.

Банкрот. Импотент. Лузер.

Страсть к Маре иссушила, оставив пустую оболочку. Предлагал ей деньги – отказалась. Предложил ей руку и сердце вместе с бриллиантовым кольцом – отказалась. Занимался с Марой любовью каждый день, по расписанию и без. Но чувствовал – она не хочет. Мара принимала его спокойно и отстраненно, словно была не с ним и не здесь. А где именно – он не мог знать.

И тогда он решил жениться на Кире. Клин клином вышибают. Даже на колени плюхнулся, как дурак последний.

– Ты позволишь?

Рыжие кудри. Яркий макияж. Бежевый кашемировый джемпер и джинсы. Холодный тон и идеальный маникюр.

Дэн выиграл пари. Сара изменилась. Вадим до сих пор не понимал, как ей это удалось. Допустим, можно купить новые вещи, сходить к парикмахеру, стилисту. Но нельзя же за считанные часы потерять лишние килограммы, обрести внешний лоск и такую уверенность.

Бизнесом и любовью надо заниматься. Дэн знает этот секрет. Видимо, у них с Сарой получается намного лучше, чем у него с Марой.

В последний раз он вообще ничего не смог. Прикоснулся к ней – и не смог. Фальстарт, как сказала Мара. Без усмешки, с понимающим сочувствием. Лучше бы высмеяла.

– Что скажешь?

Сара села напротив, положив ногу на ногу:

– Мне нужно, чтобы ты съездил со мной сегодня в одно место. Это важно для нас обоих.

– Больше ничего не хочешь?

– То, что я хочу, с тобой не связано. А поехать тебе придется.

– Я занят.

– Чем ты занят, Вадим? Очередной бутылкой? Или очередной случкой со своей секретаршей?

– Ревнуешь?

– Сочувствую. Маре.

– Неужели я так ужасен в постели?

– Не помню. Близость – первое, что забывается при расставании. Почему-то долгие годы помнишь марку сигарет, которые курил любовник, но не то, как он получал или дарил тебе удовольствие. Это становится неважным. Так ты со мной поедешь? Или же, как капитан, покинешь тонущий корабль последним?