Княгиня - Петер Пранге

— Одним словом, — закончил Борромини свой доклад, — в любое время может начаться обрушение башни. Колокольню надо сносить! Только это спасет собор Святого Петра и убережет его фасад от разрушения.

— Ах ты, лицемер несчастный! — Лоренцо вскочил с места. — Меня-то тебе не провести! Я знаю, почему ты затеял все это: тебе не терпится выстроить свои башенки и стать главным архитектором собора!

С почти безучастным лицом Франческо выдержал переполненный яростью взгляд Лоренцо Бернини.

— Заблуждаетесь, — сухо ответил он, — как, впрочем, и раньше заблуждались во всем, что касается строительства, кавальере. У меня нет ни малейшего желания выставлять свой проект на конкурс. Меня пригласили сюда в качестве эксперта, никаких собственных интересов я здесь не преследую.

Наступила пауза, никто из сидящих в зале не проронил ни слова. Кардиналы многозначительно, до самых своих плоских головных уборов поднимали брови, эксперты смущенно переглядывались, косясь на соперников; Чиприано Артузини покашливал в кулачок, Андреа Больджи выписывал закорючки на листке бумаги.

— Что мы решим теперь? — прорезал тишину скрипучий голос Иннокентия.

— Предлагаю, — со вздохом произнес монсеньор Спада, — перенести принятие решения на следующее заседание комиссии.

Нынешняя зима стала суровым испытанием для жителей Рима; чем сильнее укорачивались дни и становились длиннее ночи, тем крепче в домах простых римлян утверждалась нужда. Прошлогодний урожай был настолько низок, что закрома опустели еще в ноябре; его святейшество в связи с опустошительными для государственной казны войнами и размахом строительства в период понтификата Урбана не видел возможности вновь поднять налоги на основные виды продовольствия, такие как мука и масло. К Рождеству каждая римская семья столкнулась с проблемой, что подать на стол. Из-за голода зимний карнавал был скромен, как никогда. По распоряжению папы Иннокентия отменили все помпезные шествия, кавалькады и тому подобные дорогостоящие зрелища, в прошлые годы составлявшие кульминацию празднеств. Было решено ограничиться лишь теми увеселительными мероприятиями, которые стоили немного или же вовсе ничего. И карнавал 1646 года начался, как обычно, с публичных казней преступников, затем, как и в прежние годы, ради забавы горожан по Корсо прогнали раздетых догола калек, стариков и евреев — зрелище, пользовавшееся у римлян куда большей любовью, чем какие-то там скачки или турниры. Однако театрализованные представления были отменены — везде, кроме одного места: палаццо Памфили, дома донны Олимпии.

Там в карнавальный вторник давали спектакль, сочиненный и поставленный самим кавальере Бернини. У зрителей глаза разбегались. Сцена, расположенная в большом зале палаццо, становилась как бы центром двух театров: настоящего, где играли лицедеи, и рисованного, расположенного тут же, включавшего и видимую через раскрытые окна празднично освещенную пьяцца Навона. Действие комедии «Фонтан Треви» было настолько запутанным, что зрители вскоре потеряли его нить, однако вовсю потешались над фантастическими эффектами, изобретенными Бернини: волны, каскадами обрушивавшиеся из фонтанов, выглядели настолько реально, что люди невольно подбирали под себя ноги, чтобы не замочить их. Над уставленной десятками повозок и будок рыночной площадью полыхали молнии, и не успели стихнуть громовые раскаты, как с небес вдруг излился огонь, к великому ужасу публики, воспламенивший площадь, но уже в следующую секунду ужас сменился восхищением, и под восторженные охи и ахи площадь преобразилась в сад с мирно плещущим в лучах солнца фонтаном.

Только одной из зрительниц было не до праздничных эффектов: Клариссе Маккинни, кузине владелицы палаццо. Княгиня безучастно взирала на разыгрывавшиеся перед ней сцены, в то время как мысли ее неотвязно вертелись вокруг одного: как мог синьор Борромини выступить за снос колокольни? Неужели она что-то упустила в своем стремлении убедить его?

Кларисса попыталась сосредоточиться на зрелище, однако не смогла. Ко всем заботам княгини добавлялась еще одна: с каждым месяцем зимы вести из ее родной Шотландии поступали все реже и реже, а в немногих дошедших письмах содержались туманные намеки, упоминались разного рода «особые обстоятельства», из чего Кларисса могла заключить, что дома ее ничего хорошего не ждет и что ей и далее следует оставаться в Риме.

Как объяснить подобное поведение мужа? В его болезнь Кларисса уже не верила. Что же могло служить причиной столь явного нежелания видеть ее? Может, он разлюбил ее? Может, у него есть другая женщина, моложе, которая в состоянии подарить ему наследника?

— Смотрю, вы даже не аплодируете, княгиня. Вам не понравилась моя комедия?

Кларисса с трудом очнулась от охвативших ее тягостных дум. Перед ней возник Бернини, лицо кавальере сияло.

— Простите, что вы сказали?

Тут княгине пришла на выручку донна Олимпия.

— Ваша комедия чудесна! — похвалила она, поднимаясь со своего места в первом ряду. — Вот не знала, что вы еще и комедиограф.

— В редкие свободные минуты, да и то исключительно разнообразия ради, — ответил явно польщенный Бернини. — До сей поры никто, кроме моей жены, не знал об этом, я никогда не предлагал свои комедии на суд публики, да и не стал бы, если бы княгиня не сообщила мне, что у вас возникли затруднения.

— Какое счастье, что вы не цепляетесь слепо за свои принципы, — констатировала Олимпия, беря кавальере под руку. — Мне кажется, ужин уже подан. Не будете ли вы так любезны проводить меня к столу?

Ужин на самом деле был подан. Длинный стол в столовой ломился от обилия блюд на серебре. Телячьи котлеты, куриные, тушеные окунь и семга, жареные вальдшнепы и перепела, чирки и павлины, карбонад, запеченные в тесте мозги, говяжий язык, ко всему этому еще и горы овощей и салаты замысловатых рецептов. Камильо Памфили, пару недель назад ставший самым молодым кардиналом коллегии на том основании, что, будучи бесплодным, может быть причислен к Божьим избранникам и, следовательно, готов целиком посвятить себя жизни духовной, восседал во главе стола в новеньком, с иголочки пурпуре в обществе своей матери и Клариссы. Камильо Памфили представлял здесь папу Иннокентия и с неумеренной прожорливостью поглощал выставленные на стол яства, будто и ему в эту зиму вместе с беднотой пришлось страдать от недоедания.

— Честно говоря, я сначала принял все эти кушанья за муляжи, — признался Бернини, усаженный бок о бок с донной Олимпией, когда оба добрались до десерта в виде варенья из айвы и марципана. — Такая роскошь и изобилие в нынешние времена!

— Поскольку я в отличие от вас, — с очаровательной улыбкой ответила на это хозяйка дома, — не горазда на сценические волшебства, мне ничего не оставалось, как раздобыть то немногое, что еще можно купить на рынке, и предложить гостям.

— Но это наверняка обошлось вам в целое состояние. — Бернини поднял в честь донны Олимпии бокал с вином. — Ваше здоровье, донна Олимпия!

— Не будем об этом, кавальере! — вздохнула синьора Памфили, и лицо ее враз омрачилось. — Если бы вы только знали, сколько пожирает дом! Скромных средств, поступающих его святейшеству, явно недостаточно для покрытия расходов. А тут еще ремонт палаццо и перестройка площади! Одни фонтаны встанут нам в целую уйму денег. Я часами лежу без сна в постели по ночам. Лишь то, что все это происходит по воле Божьей, и утешает меня.