Последний страж Эвернесса - Джон Райт

– Х-с-с-т, коллега. Так кто же этот юнга, которого мы протащили в дом? Он из Хизер-Блезер или из Скуле Скерри?

– А! Аха! Ха-ха! Не важно, кто он. Я тебе не скажу. На следующую же ночь он покойник, ободранный и растянутый на просушку, а к полудню уже на вешалке у меня в гардеробе. К тому времени, когда явится Мананнан с какой-нибудь наградой, коллекционером стану я!

– О нет. Мы не должны охотиться друг на друга. Скрытые судьи карают такие преступления смертью!

– А? Говорят, гардеробы скрытых судей набиты плотнее, чем у любого другого. Говорят, что Мананнан хуже всех и в один прекрасный день в его королевстве не останется никого, кроме него одного.

– Кто так говорит?

– А кто говорит, что закон есть закон? Только твои уши говорят тебе так, а их можно обмануть!

– Верно, но я не верю, что ты это говорил.

– Может, и не говорил. Ты знаешь наш закон: всяк невинен, если улики ненадежны. Невинен, как весенний дождь.

Двое некоторое время молчали, глядя на волны. Один сказал:

– Мы живем в холодных и жестоких волнах, у которых вкус человеческих слез. Думаю, моя жена-тюлениха – не та самая женщина, на которой я женился давным-давно. Мои детеныши выросли, и некоторые превратились в незнакомцев, а то и во врагов. И все долгие годы, что я провел в море, волны никогда не находили покоя, никогда не находили формы, которая бы их удовлетворила. Вечно вздымаются и опадают они, рушатся и встают снова, зыбкие и ненадежные, и не на что опереться среди них. Что, если кэлпи обманут нас в том, что нам положено по праву? Мы не можем быть уверены – по-настоящему уверены, я хочу сказать, – что они собираются так поступить или что вещи есть то, чем они кажутся.

– Откуда такая меланхолия, коллега? Дело, как я догадываюсь, в женщине.

– И ты прав. Я увидел ее издалека в окнах библиотеки, освещенную светом серебряным, как полуночное море, эльфийской лампы, – красивую, словно русалка, с волосами черными, как тюленья шкура, и глаза ее мерцали весельем! Она волшебно прекрасна, парень, и я поклялся, что она будет моей! Я переберусь через стену, как только рыцарь проказы прогонит Светозарного.

– Я донесу на тебя Мананнану, если ты так сделаешь. Видишь ли, я теперь знаю, кто ты: ты капитан Эгей из Атлантиды.

– Нет. Это ты. Я – сам Мананнан. Отойди, или я сотку ожерелье из твоей красной крови своими белыми зубами.

– Я не стану связываться с вами, господин, но я накладываю на вас такой гейс: вы не двигаетесь, пока я пою вам песню. Если вы нарушите мой гейс, милорд, я опозорю ваше имя от Исландии до мыса Бурь.

– Я не связываюсь с поэтами, парень. Пой свою песню.

И другой запел:

На дочь Оркнейских островов

Излил он много нежных слов,

Но припасла его любовь

Погибель Скуле Скерри.

К любимой ночью он вошел,

Примяв травы Оркнейской шелк —

В ней колдовскую смерть нашел

Тот зверь из Скуле Скерри!

Затем он добавил:

– В старых песнях таится старая мудрость, милорд. Берегитесь земных женщин.

– Ха! Ха! И кто станет обнимать одну из наших холодных дев, пахнущих морской рыбой и солью, когда может поиметь дневную любовницу, пахнущую цветами, которые, по слухам, растут там, наверху.

– Оркнейская трава тоже там растет. Как и растение, из которого сделан жезл Моли. Кроме того, она может оказаться не такой красивой и свежей, как вам помстилось, милорд. Вы же видели ее только своими глазами, понимаете.

– Увы, увы, это правда. – Он шумно вздохнул и закатил глаза. А затем подытожил: – Что ж, говорят, когда мрак, мрак накроет все и всякое зрение потеряет силу, наши глаза прекратят обманывать нас.

– Ха! И ты поверил?

I

Входя в дом, Питер и Уил продолжали спорить. Оба резко остановились, увидев посреди рабочего кабинета лежащую перед камином Эмили. Рядом с ней валялись остатки разобранного телефона, а также выдранный из стереосистемы динамик. Поверх выжженных пятен на ковре вокруг нее виднелась россыпь горелых спичек.

Уил метнулся к супруге и принялся трясти за плечо, но она не просыпалась. Более осторожный Питер тщательно оглядел комнату, прежде чем войти. В пепельнице лежали три окурка разных марок, на кухонной стойке красовались три немытые кофейные чашки, из одной еще шел пар.

От ярости кровь бросилась Питеру в лицо, а костяшки стискивавших подлокотники кресла пальцев побелели. Он чувствовал себя так, будто его изнасиловали. Короткими сердитыми рывками рук он покатил кресло через кабинет и дальше по коридору.

Мгновение спустя Уил ворвался в комнату и в панике зачастил:

– Ты должен что-то делать! Позвони в больницу! Кто-то разломал оба телефона! Еще одна выходка твоего психованного сынка! Это ты виноват! Ты! Куда он отправился? Где он?!

Питер указал на пентаграмму, начертанную мелом на оконном стекле.

– Это он применил к тебе, не так ли? Помнишь имена, которые он называл? Не произноси их, если помнишь, но тебе придется написать их для меня. Это было очень давно, я не помню ничего из этой ерунды.

– Какое мне дело до вашего вудуистского бреда! – взвизгнул Уил. – Разумеется, не помню! Я подаю на тебя и твоего психованного сынка в суд! Должно быть, он накачал меня наркотиками! Точно! Подсыпал что-то в еду за ужином! А теперь добрался и до Эмили!

Питер подался вперед и дал Уилу пощечину. Он ударил открытой ладонью, но руки и плечи у калеки были сильные. Рэнсом отлетел на другой конец комнаты и сполз по косяку на пол. Он поднялся, скользя спиной по двери чулана, потирая щеку. Глаза его пылали, и он тяжело дышал.

Затем он шагнул вперед, сжимая кулак.

– Давай, – кивнул старый вояка. – Может, я даже позволю тебе ударить первым. Потом сломаю тебе обе руки. Давай. Боишься напасть на калеку?

Уил попятился.

Питер покатился вперед.

– Эмили можно разбудить тем детским стишком, который я читал тебе. Я намерен отправиться на поиски своего сына и троих людей – может, их было больше, – которые его забрали. Мне нужно знать имя, которым он вырубил тебя. Оно – часть той чепухи, которой пытался учить меня отец. Ты поможешь мне наверстать упущенное время.

Рэнсом по-прежнему пятился. Он таращился на белеющую на стекле пентаграмму, и лицо его бледнело от плохо скрываемого суеверного страха.

– Но ты не знаешь, где твой сын…

– Я знаю, откуда начинать поиски. Имя!

– Морфин. Что-то в этом роде. Морфей…

– Не произноси!

Но Уил уже сползал в обморок. Питер, сидя в кресле, протянул руку, но не сумел его подхватить. Рэнсом упал на пол и с громким стуком приложился головой о ковер.