Улица Сервантеса - Хайме Манрике

Как-то раз я проходил мимо церкви и заметил на воротах объявление о высокой заупокойной мессе, которая будет отслужена в кафедральном соборе по профессору Лопесу де Ойосу. Хотя со школьной поры прошло много лет, в моей душе до сих пор не угасла обида на старого учителя, который предпочел мне Мигеля. Неужели тот действительно унаследует все солидное состояние профессора?

Прошло несколько недель. Однажды Паскуаль явился ко мне в кабинет со стопкой документов. Я мгновенно заметил в его глазах блеск, свидетельствующий о новой сплетне, и предложил присесть.

– В Мадриде только и разговоров что о последней воле профессора Лопеса де Ойоса, – начал он. – Все поражены: он завещал состояние не бывшему любимцу, а Луису Гальвесу де Монтальво, который, как вы знаете, разбогател на своем романе «Пастух Филиды» и уж точно не нуждается, в отличие от Сервантеса. Можете вообразить, – добавил Паскуаль, даже не пытаясь скрыть злорадства, – Сервантес тут же ушел в запой, прилюдно клянет злую судьбу и рвет на себе волосы.

Мне пришлось поджать губы, чтобы скрыть улыбку.

– Ничего удивительного, Паскуаль. Профессор предпочел вознаградить достижение, а не нужду – как и следовало.

Мигель словно под землю провалился: шли месяцы, но о нем не было никаких известий. Неужто история с завещанием так сокрушила его, что заставила наконец уехать из Мадрида? Чему я не мог позавидовать – так это его судьбе. Я уже привык, что Мигель справляется со всеми выпавшими на его долю неудачами, но все же был изрядно удивлен, когда дрожащий от возбуждения Паскуаль сообщил, что Сервантеса видели в таверне его любовницы.

– Она стоит на скандально известной Немецкой улице, так что ваша светлость может вообразить, какого рода это заведение. Там каждый второй дом – публичный. Впрочем, Сервантеса такое не смущает. Недавно он во всеуслышание хвастал в таверне, что закончил работу над новым пасторальным романом. А до сих пор держал все в строгом секрете. Кто бы мог подумать, что его потянет на пасторали!

– Я давно знал об этом замысле Сервантеса, – сказал я. – Из его письма к моему хорошему другу, который сейчас служит при королевском дворе в Лиссабоне.

Паскуаль выжидающе замолчал, словно надеялся, что я назову имя этого друга. Похоже, ему доставляло удовольствие собирать имена важных людей и крупицы подробностей их личной жизни.

– Интересно, с каких это пор Сервантес обзавелся любовницей?

Нужно отдать Паскуалю должное: он никак не выдал разочарования оттого, что не услышал желанной фамилии. К тому же подобная мелочь не могла испортить ему удовольствия от сплетни.

– Ее зовут Ана Франка – или Ана Вильяфранка. Она мадридская еврейка. Я видел ее в таверне: довольно миловидная девица вдвое моложе Сервантеса. Родители выдали ее за астурийского купца Алонсо Родригеса, но тот постоянно в разъездах. Кажется, о ее связи с Сервантесом знают все, кроме мужа.

Похоже, Мигель не утратил умения кружить головы дамам. Я легко мог вообразить, как он покоряет юную трактирщицу рассказами о своих ратных подвигах, алжирском рабстве и театральных успехах. Как разумно с его стороны найти любовницу, которая, помимо постели, обеспечит его обедами и выпивкой! И разумеется, еврейку – Мигель не изменял своей крови.

– Говорят, – с охотой продолжил Паскуаль, – что Сервантес, когда выпьет, начинает хвастаться, будто эта его новая книга, «Галатея», посрамит все прежние пасторали. Звучит довольно бестактно, учитывая, что он близкий друг Луиса Гальвеса де Монтальво, а тот написал «Пастуха Филиды», который до сих пор считается лучшим пасторальным романом в Испании. Сам я его не читал, но поверьте, не из-за отсутствия желания.

– Я дам вам его. А что до Сервантеса, могу только пожелать ему всего самого наилучшего с романом. – И я тут же перевел беседу на документы, прибывшие в Совет накануне: – Вы не могли бы прочесть их и составить отчет? Это нужно немедленно, – и я отослал Паскуаля прочь.

Приближающийся выход «Галатеи» из печати всецело завладел моими мыслями. Я вглядывался в окна книжных лавок с таким нетерпением, словно это мое собственное произведение. «Конечно, оно будет ужасно; разумеется, оно провалится», – твердил я себе. Страх, что книга может оказаться достойной, сводил меня с ума. У меня развилась бессонница. Что, если Мигель действительно станет богатым и прославленным писателем? Тогда это «де», нахально подставленное его отцом перед фамилией, уже не будет казаться столь смехотворным.

Однако еще до выхода «Галатеи» Мигель приготовил для меня другой сюрприз. В очередной раз потягивая с Паскуалем херес (к которому, как я выяснил, он был весьма неравнодушен), я узнал, что Мигель уехал в некое ламанчское селение под названием Эскивиас.

– Поверьте, Паскуаль, я всегда гордился своими познаниями в испанской географии, которые еще более расширились после поступления на службу к его величеству, но даже я вынужден признать, что не имел удовольствия посетить это место, – сказал я.

– Насколько я понимаю, ваша светлость, деревня эта такова, что сами ее уроженцы предпочли бы забыть о ней.

– А я думал, роман Сервантеса должен выйти со дня на день. Вам известно, зачем он туда отправился?

– Я слышал, что его пригласила донья Хуана Гайтан, вдова Педро Лайнеса. Якобы после Лайнеса остались рукописи сотен стихов, и вдова попросила Сервантеса, который был дружен с покойным поэтом, подготовить их к изданию. Донья Хуана живет в Эскивиасе, и там же хранится библиотека ее мужа. А дон Луис читал что-нибудь из сочинений Педро Лайнеса, упокой Господь его душу?

– У него есть поклонники, но я не отношусь к их числу. Возможно, мне стоит ознакомиться с его наследием внимательнее. В любом случае нам следует ожидать возвращения Сервантеса, как только он закончит дела в Эскивиасе, я верно понимаю?

– Я мало путешествовал, хотя и не из-за лености, – заметил Паскуаль. – Но Эскивиас не относится к числу мест, которые я хотел бы посетить. И уж точно я не захотел бы там жить.

Вскоре после этой беседы Паскуаль явился ко мне с поразительным известием о женитьбе Мигеля. Его избранницу звали Каталина Саласар, и она происходила из достойного, но разорившегося эскивиасского рода.

– Доверенный источник сообщил мне, что все ее приданое состоит из пяти виноградных лоз, фруктового сада, нескольких столов, стульев и подушек, четырех ульев, пары дюжин кур, одного петуха и жаровни. У них даже нет осла или оливы! – Паскуаль не скрывал злорадства. – Полагаю, это лучшее, что могло достаться в провинции нищему калеке, который к тому же провалился как литератор. Как бы там ни было, теперь он обеспечен яйцами, медом, виноградом и знаменитым эскивиасским вином. А правда ли, ваша светлость, что это единственное вино, которое пьет наш великий король?

– Паскуаль, я понятия не имею, какое вино пьет наш король.

– В любом случае голод Сервантесу не грозит, если, конечно, не случится птичьего мора или засухи.

Не прошло и трех месяцев со дня свадьбы, как Паскуаль принес новую сплетню: мадридская любовница Мигеля родила девочку, которую назвали Исабель. Весь столичный полусвет был прекрасно осведомлен, кто отец ребенка. Это объясняло поспешность женитьбы Мигеля на Каталине. Интересно, как его супруга отреагирует на известие о незаконнорожденном ребенке? Не приходилось сомневаться, что рано или поздно какая-нибудь добрая душа сообщит сеньоре де Сервантес о сопернице, и подлая натура ее мужа раскроется со всей очевидностью. Что до несчастной девочки, узнает ли она когда-нибудь имя своего настоящего отца?