Звезда моей души - Татьяна Устименко

«Блентайр — город большой и красивый, но при этом консервативный до мозга костей и ханжеский просто до невозможности, — мысленно рассуждала воительница, всматриваясь в свое отражение. — У нас приличной девушке и выйти-то некуда, если только замуж… Но разве найдется кто-нибудь смелый, готовый дерзнуть жениться на полукровке, к тому же внучке самого Финдельберга Законника? Разве что принц! Но куда там, ведь до наших захолустных улочек и кони-то не всегда добираются, а принцы — и того реже…»

Она печально вздохнула, прекрасно понимая всю незавидность своих замысловатых жизненных коллизий. Душа пуста, если в ней не живет любовь. И ни одно сокровище мира неспособно заполнить подобную пустоту. А то, что ей предлагают некоторые блудливые типчики, является совсем не любовью, а всего лишь отвратительным, пошлым суррогатом.

Неожиданно до ее тонкого слуха долетел отдаленный колокольный удар, обозначающий, что ночная смена началась, пора выступать в дозор. Ребекка торопливо зашнуровала высокие, доходящие до колен сапоги, поправила воротник серой рубашки и застегнула замшевый жилет. На ее спину привычно легли перекрещенные ремни двух коротких клинков-акинаков, коими девушка владела в совершенстве. Она давно заслужила звание настоящего виртуоза фехтования, сходиться в поединке с которым не осмеливались даже самые прославленные рубаки из числа столичных стражников. Воительница откинула крышку глубокого подпола, холодного, выложенного по дну пластинами медленно тающего льда, и извлекла квадратную стеклянную бутыль, наполненную густой красной жидкостью.

Нет, то была не кровь. Ребекка безумно любила томатный сок, давно подметив — употребляемый в больших дозах, он длительное время способен заменять очередной сеанс кормежки, существенно отодвигая тот момент, когда она уже оказывалась неспособна обманывать свой организм и начинала остро нуждаться в порции свежей человеческой крови. Проблема заключалась в том, что в Блентайре томатный сок являлся куда большей роскошью, чем кровь, и стоил не в пример дороже. Ребекка в несколько жадных глотков осушила объемистую посудину до дна, сыто рыгнула, покраснела и прикрыла рот ладошкой, смутившись неизвестно кого. Ну да, ничего не скажешь, хорошенькие же манеры она демонстрирует — совсем осолдафонилась. Ребекка покаянно мигнула, вновь зацикливаясь на своем затянувшемся девичестве.

В дверь ее дома негромко постучали. Девушка выбранилась, поминая Тьму, поставила на стол опустевшую бутылку, захлопнула крышку погреба и выскочила на крыльцо, торопясь присоединиться к отряду стражников, слаженно марширующих по улице. Вместо замка она легкомысленно вставила в пробой дверных железных ушек обычную кленовую веточку, нимало не переживая за сохранность своего имущества. Во-первых, у нее отродясь не водилось ничего ценного, кроме любимого дедушкиного кресла-качалки. А во-вторых, дом Ребекки, как и сама его хозяйка, пользовался дурной славой, и вряд ли в Блентайре нашелся бы хоть один не дорожащий своим здоровьем смельчак, который рискнул перешагнуть порог ее жилища.

Хотя нет, кроме рассохшегося, тоненько поскрипывающего кресла лэрд Финдельберг оставил своей внучке еще две вещи. А именно обрывок какого-то пергаментного листа, побуревшего от старости и покрытого разнокалиберными пятнами, под которыми смутно угадывался фрагмент непонятного текста, и нечто иное — буквально вплавившееся в душу и характер девушки. Свиток хранился в подвале, надежно упрятанный под пресс для выжимания помидоров. Второй же дар она предпочитала постоянно держать при себе, используя чуть ли не по сто раз на дню, ибо это наследие являлось безмерно обожаемым ее дедом ругательством, в очередной раз подтверждавшим легендарность предка.

Итак, воительница поспешно догнала шагающий в ногу отряд и скромно пристроилась в последнем ряду.

— Сожалею, сьеррина Ребекка, — лейтенант городской стражи, лэрд Роннеган, не по уставу одетый в крикливый красный плащ, поприветствовал ее коротким, фамильярным взмахом руки, — но твой обычный напарник Гарриет-лучник сегодня малость приболел. Слег с жаром и сильным кашлем. Вот я и думаю теперь, кого бы приставить к тебе вместо него, а? Может, выберешь любого новобранца по своему усмотрению?

— Новобранца? — Воительница презрительно оттопырила нижнюю губу, абсолютно несогласная с идеей своего начальника, с коим, честно говоря, никогда особо не ладила. Хотя с кем она вообще ладила?

Ребекка скептически рассматривала троих безусых парней, совсем недавно зачисленных к ним в отряд.

— Да чтоб его три раза мантикора переварила! — эмоционально пожелала лайил, мысленно завидуя своему бравому деду, несомненно имевшему честь воочию лицезреть этих мифических существ. — Воля твоя, командир, но менять им пеленки и вытирать сопли я не нанималась… Мне твоих сосунков и даром не надо, и за риели не надо!

Под ее оценивающим взглядом новобранцы стушевались и начали недвусмысленно переступать ногами, непроизвольно подтверждая насмешливое утверждение девушки. По рядам опытных стражников прокатилась волна язвительных смешков, ибо все знали: Ребекке палец в рот не клади — откусит не по локоть, а по колено, да еще и кровь из тебя высосет. И как только старина Гарриет умудряется находить общий язык с этой чумовой девкой?

— По улицам полагается парами ходить, — наставительно выкрикнул кто-то из стражников. — Так в уставе караульной службы прописано!

Ребекка пренебрежительно щелкнула языком, доходчиво намекая, в каком именно месте организма мантикоры она видела этот треклятый устав.

Смешки усилились.

— А у вас что, нет парня? — блеюще вякнул самый смелый из новобранцев.

Ребекка одарила его клыкастой улыбкой, заставившей наглеца подавиться собственными словами.

— Нет, это ни у одного парня нет меня! — насмешливо изрекла она. — И не будет, не дождетесь такого счастья, олухи!

Лэрд Роннеган демонстративно кашлянул, пряча в усы язвительную ухмылку. Увы, он неплохо разбирался в оружии, но ничего не смыслил в психологии и тонких душевных порывах, а посему не знал, что одиночество и непонятость — обычный удел любой неординарной личности. Жаль только, что эта своенравная красотка не желала завязать более близкое знакомство, отвергая его ухаживания, порой довольно настойчивые и нескромные. Ну да ничего, однажды все изменится — несговорчивая девушка попросит его милости, и тогда, как говорится, и на его улице перевернется телега с пряниками. В этом любвеобильный лэрд нисколько не сомневался.

— Соглашайся, я же предлагаю тебе все самое лучшее, — мягко произнес он, имея в виду неоспоримую истину: «Работа — не баба, от нее не сбежишь». Хотя, возможно, он подразумевал нечто совсем иное.

— Я пойду одна, мне не привыкать! — самонадеянно хмыкнула девушка, отбрасывая за плечи полы плаща и проверяя, легко ли вынимаются из ножен ее парные клинки.

Ребекка с детства усвоила неписаное правило, гласящее: «Одиночество всегда является закономерной изнанкой свободы». Она небрежно кивнула начальству, дескать: «Даю всем понять — я заступила на дежурство», и спокойно зашагала вниз по улице, направляясь к самому злачному городскому району, носящему многозначительное название — переулок Кинжалов. При этом отважная лайил даже и не догадывалась о том, что сегодня взамен заболевшего стражника ее напарником временно стала сама судьба!..