Помутнение - Джонатан Летем

от внешнего мира, еще и вернула ему воспоминания. Кёлер тоже был пигмеем. И когда он увидел себя в зеркале, – в маске, скрывавшей лицо, – это тоже отчасти напомнило ему о Мэдхен. Расправив плечи, Бруно как будто стал выше ростом и едва уместился в тесной комнатушке – в точности как девушка в черной маске и с голым задом превратила в карлика своего предполагаемого поработителя.

Бруно слышал, как копошится за закрытой дверью Оширо, прибираясь в его палате и шурша, точно крыса в коробке. Готовит его к выписке по распоряжению крысоподобного пигмея Берингера, к сдаче его с рук на руки крысоподобным же пигмеям Столарски и Харпаз. Никогда не доверяй людишкам ростом ниже 160 сантиметров, и если этой аксиомы раньше не существовало, то Бруно ее только что сформулировал. Какое же это облегчение – снова обрести ясность мысли. Его мобильный зарядился. Он обязательно перезвонит Мэдхен. Но не сейчас, не отсюда.

Хорошая маска. Но ее было недостаточно. В ярком свете потолочной лампы он разглядел себя: и кожу вокруг глаз, и складки в уголках рта. Его уши, хотя их никто не отрезáл и не восстанавливал, торчали из-за маски и выглядели по-дурацки. Чуть заметный нимб в поле зрения – фантомный вариант мутного пятна – только усиливал клоунский эффект. Он слегка приоткрыл дверь.

– Подайте, пожалуйста, толстовку.

– Вам холодно?

– Нет.

Медсестра передала ему толстовку, и он снова плотно затворил дверь.

– Вы в порядке? – Ее голос прозвучал встревоженно, и Бруно понял, что, как только он получил свою одежду, они поменялись ролями. У него теперь был рычаг воздействия на Оширо. А медсестра, по сути дела, сама оказалась в положении кающегося грешника.

– Пожалуйста, не пускайте ко мне мою знакомую. Я не желаю ее видеть сегодня. Никаких посетителей.

– Как хотите, мистер Бруно.

– А завтра я встречу ее внизу. Не хочу, чтобы она входила в палату, вы понимаете?

– Да.

Бруно всегда считал смехотворными попытки игроков скрываться за зеркальными стеклами очков или под капюшонами толстовок. Эти жалкие латы слишком красноречиво их разоблачали. Унабомберы[51] – так презрительно именовал их Эдгар Фальк. Но теперь, однако, все было ровно наоборот: капюшон толстовки прикрывал уши Бруно, оставляя лицо в тени и как бы окутывая его туманом телесного цвета, так что обладатель маски как бы отдалялся от чужих глаз. Так маска перестала быть сугубо медицинским аксессуаром, превратившись в призрачный лик. Когда он вышел из ванной, Оширо невольно отшатнулась. Все-таки Берингер был прав: это и в самом деле его одежда.

* * *

Нейрохирург напоследок виделся с пациентом буквально накануне его ухода. Он подписал бумаги на выписку – хотя, как отметила Оширо, это мог бы сделать любой врач клиники. Правда, Берингер поручил молодому коллеге снять с Бруно маску, в последний раз осмотреть швы и проверить мышечные рефлексы и реакцию зрачков на луч фонарика – а действие жевательных мышц и глотательный рефлекс Бруно до этого уже демонстрировал не раз.

Сам же Берингер появился только после того, как Бруно снова оделся, надел маску и сложил свои скромные пожитки в пакет. В коридоре перед палатой внезапно возникло кресло-каталка. Бруно знал: Оширо будет настаивать, чтобы его на каталке загрузили в лифт, а потом выкатили на улицу, где его ждала Тира Харпаз. Возможно, этого требовал протокол клиники. Для Оширо настал момент расставания с ним, и Бруно не стал лишать ее такого удовольствия. Она вышла из палаты, когда на пороге возник Берингер.

– Я очень рад, – заявил нейрохирург тоном, явно указывающим на прямо противоположные эмоции.

– Сбагрить меня и умыть руки?

Берингер пропустил колкое замечание мимо ушей.

– Ваше восстановление после операции протекало в образцово-показательном режиме. В своих записях я связываю любой эпизод возникновения галлюцинаций с расстройством сознания, вызванным нервно-психической реакцией на прием стероидов. Постанестетическая травма – явление вполне реальное. Но, судя по наблюдениям медсестры, все обещает прийти к чудесному финалу. Я ни на секунду не сомневаюсь, что вам достаточно будет амбулаторного наблюдения за процессом реабилитации. Маска вам не мешает?

– Она мне необходима.

– Ничего подобного! Но ходите в ней, раз вам так удобно. Вы будете пугать кошек и детей. Вы даже меня сейчас пугаете.

– У меня не было галлюцинаторного бреда.

– Не было? – переспросил Берингер наигранно шутливым тоном.

На самом деле, он, похоже, был на грани срыва, словно любая попытка нарушить выбранный им сценарий могла стать для него фатальной.

– Вы не смогли вспомнить моего имени.

– Да вот же оно, написано на вашей карте. Александер Бруно.

– Я хочу сказать, в середине операции.

– Ваша агрессивность поразительна! Хотя кто знает, может быть, это все кажется вполне рациональным, с вашей точки зрения. И тем не менее, что бы вы ни говорили, я все же считаю вас одним из моих профессиональных триумфов, мистер Бруно. Я на сто процентов рад тому, что произошло в этих стенах.

Бруно видел, что Берингеру некуда сейчас идти или он уже был везде, где хотел. При всем почтении, которое выказывали нейрохирургу медсестры и молодые врачи, этот маэстро хирургических катастроф был, по сути, заурядным бездельником, которому нечем было себя занять, пока ему под руку не подвернулась жертва очередной катастрофы. Он и в палату заглянул просто из желания убить время, и его совершенно не заботил Бруно, и его совершенно не озадачила загадка, которую пациент предложил ему решить во время их последней беседы. И тем не менее, исключительно в своих интересах, Бруно решил снова заставить Берингера задуматься над этим.

– Вы представляли себя бейсболистом, питчером.

– Простите, что?

– На питчерской горке в оклендском «Колизеуме». Вы кидали победные крученые мячи. Я не знаю, какой это имеет для вас смысл.

– Может быть, вы и правы, – сказал Берингер, помолчав. – Это в моем духе. Но давайте обсудим данный вопрос через несколько недель. Кейт вам позвонит и назначит день приема.

Берингер протянул руку. По всем внешним признакам, он вновь отгородился непроницаемой стеной. Это явно был профессиональный навык, который он хранил в своем саквояже вместе с врачебными аксессуарами. Бруно, уставший нащупывать бреши в тщеславии нейрохирурга, соизволил пожать протянутую руку.

– Буду ждать, – сказал Бруно.

Но встреча с Ноа Берингером так и не состоялась.

Тридцать два

I

Переезжая второй раз по реконструируемому мосту в «вольво» Тиры Харпаз, Бруно увидел, что ошибался. Старый пролет уже был полностью разобран подъемными кранами, которые сейчас замерли в ожидании демонтажа стальной арматуры. С того дня, как несколько недель назад Бруно