Дитя мертвых Богов - Маргарет Уэйс

— Ты живешь здесь совсем одна, госпожа? — спросил он.

— Да, — ответила женщина.

Она подошла к креслу-качалке, стоявшему у очага, и села в него.

— И тебе нисколько не страшно? — удивился кендер. — Жить в глухом лесу? Зачем ты здесь поселилась?

— Я даю убежище тем, кто заблудился в ночи, — произнесла женщина.

Наклонившись, она погладила Атту, лежавшую рядом с креслом. Собака принялась лизать хозяйке руку и положила морду ей на ноги.

— И что, много народу находит дорогу сюда? — продолжал расспросы Паслен.

— Многие, — промолвила хозяйка. — Но мне хотелось бы, чтобы их было больше.

Она начала раскачиваться взад-вперед, негромко напевая себе под нос.

Паслена охватило тепло, ощущение покоя и безопасности. Он больше не в силах был поднять голову и положил ее на' стол. Веки, казалось, твердо решили сомкнуться, несмотря ни на что. Он сообразил, что не спросил имени женщины, но сейчас это казалось неважным. Не настолько важным, чтобы ради этого просыпаться и отбрасывать это тепло и покой.

Он смутно услышал, как хозяйка встала с кресла и подошла к Мине. Ему показалось, что она взяла спящего ребенка на руки, прижала к себе и поцеловала.

Сон совсем одолел Паслена, но он все же расслышал, что женщина нежно шепчет: «Мина… дитя мое… мое дитя…»

Рис шел по дороге, ведущей на север от Утехи, уверенный, что напал на след своих друзей. Не только старая дама видела кендера, ребенка и собаку, на пути монах встретил многих путников, передавших ему весточку от Паслена. Кендер, девочка и собака были вместе, с ними все было в порядке, и они направлялись на север.

Рис с радостью узнал, что, хотя трое друзей вышли из города несколькими часами раньше его, они ненамного его опередили. Он боялся, что. Мине захочется идти в Дом Богов со сверхъестественной скоростью, но, по-видимому, они с Пасленом и Аттой передвигались обычным способом, довольно медленно. Монах каждую минуту ожидал увидеть их сидящими где-нибудь на обочине, с покрытыми волдырями ногами, уставших от перебранки.

Но время шло, а беглецов все не было. Рис начал уже удивляться, как они смогли так быстро его обогнать. Но он не мог с уверенностью сказать, что друзья идут впереди. Путешественников больше не попадалось. Наступала ночь, а на дороге по-прежнему никого не было. Предполагая, что придется продолжать поиски после захода солнца, Рис одолжил у Лауры фонарь, и сейчас он зажег вставленную туда свечу и время от времени размахивал им. Из своего пастушьего опыта он знал, что ночные поиски утомительны, трудны и часто бесплодны. Он мог сейчас пройти совсем рядом с теми, кого искал, и не заметить их.

Розыски были бы проще, если бы с Рисом была Атта. Но собаки не было, и он уже начинал думать, что разумнее будет остановиться и подождать рассвета. Затем представил себе кендера и девочку, одиноких, затерянных в глуши, ночью, и зашагал вперед с удвоенной энергией.

Вскоре он добрался до развилки. В свете фонаря куча камней была ясно видна, и Рис вздохнул свободнее. Он с полным основанием решил, что камни оставил кендер, чтобы указать направление, в котором они пошли. Это предположение подтверждалось тем фактом, что в пыли Рис заметил следы Атты и детских башмаков.

Он повернул на восток, вошел в лес и вскоре обнаружил домик, хотя и не сразу понял, что это домик. Он шел медленно, не сводя глаз с дороги, разыскивая следы друзей. Монах периодически останавливался и внезапно во время одной из таких остановок увидел крошечный огонек, размером с булавочную головку, — он сиял в ночи, словно путеводная звезда.

Рис шел вперед, пока не наткнулся на помятые кусты и сломанные ветки — очевидно, в этом месте его друзья свернули с дороги и углубились в лес. Они направлялись к источнику света, который, как решил монах, исходил от свечи, стоявшей на окне, словно маяк для тех, кто заблудился в ночи.

Рис прошел по мощеной дорожке. Цветы закрыли свои чашечки и погрузились в сон. В домике царила тишина. Идя по дороге, монах слышал, как двигаются животные, слышал крики ночных птиц. Здесь было совершенно тихо, уютно и спокойно. Рис не ощущал никакой тревоги, никакой угрозы или надвигающейся опасности. Он подошел ближе и увидел, что занавески на окне раздвинулись. На подоконнике в серебряном подсвечнике горела свеча. В ее неверном свете монах рассмотрел женщину в кресле-качалке, держащую на руках спящего ребенка.

Женщина медленно раскачивалась взад-вперед. Голова Мины покоилась у нее на груди. Мина была уже большой и никогда бы не позволила, чтобы ее качали, как младенца, но сейчас она была погружена в глубокий сон и ничего не замечала.

На лице женщины читалась бесконечная печаль, поразившая Риса в самое сердце. Он увидел Паслена, спящего за столом, и Атту, дремлющую у огня. Внезапно ему расхотелось стучать в дверь — ведь тогда он разбудит своих друзей. Теперь он знал, что они в безопасности, он оставит их здесь и вернется за ними утром.

Рис уже развернулся, чтобы уйти, но Атта либо услышала его шаги, либо учуяла его запах: она фыркнула, вскочила, подбежала к двери и начала подвывать и царапаться.

— Входи, брат, — позвала монаха женщина. — Я ждала тебя.

Рис открыл дверь, в которой не было замка, и вошел в дом. Он погладил Атту, та приветственно размахивала хвостом и чуть ли не дрожала всем телом от радости. Паслен подскочил, услышав лай, но он был так утомлен, что снова заснул, даже не заметив Риса.

Рис остановился перед женщиной и склонился в почтительном поклоне.

— Значит, тебе известно, кто я, — сказала она, с улыбкой глядя на него.

— Да, Белая Госпожа, — произнес монах тихо, чтобы не разбудить Мину.

Женщина кивнула. Она погладила девочку по голове и нежно поцеловала в лоб.

— Этим поцелуем я утешу всех детей, которые потерялись и несчастны сегодня ночью.

Поднявшись, Белая Госпожа, которую многие знают под именем Богини Мишакаль, отнесла Мину в кровать и укрыла одеялом. Рис осторожно похлопал Паслена по плечу.

Кендер открыл один глаз и зевнул во весь рот.

— О, привет, Рис. Рад, что ты жив. Попробуй пирога, — посоветовал он и снова уснул.

Мишакаль стояла у кровати, не сводя глаз с Мины. Риса переполняли противоречивые чувства, он был слишком взволнован, чтобы говорить, даже если бы знал, что именно следует сказать. Он понимал печаль Богини: она вынуждена была навечно оставить в глубоком сне ребенка, рожденного в радости в момент сотворения мира, зная, что этот ребенок никогда не увидит Света, давшего ей жизнь. А затем пришла ужасная весть: когда ее дитя впервые открыло глаза, то увидело не Свет, а Тьму и Зло.

— Нечасто доводится смертным жалеть Богов, брат Рис. Нечасто Боги заслуживают жалости смертных.

— Я не жалел тебя, Госпожа, — возразил монах. — Я испытываю печаль за тебя и за нее.