Черный Дождь - Карл Ольсберг

все это последствия сильной бури, если бы не черная пыль, покрывавшая все вокруг. Но чем ближе они подходили к бывшему центру, тем серьезнее становились разрушения.

Сначала им попадались отдельные руины сгоревших жилых домов. Затем все чаще стали возникать участки, на которых уже снесли все дома, сняли и вывезли верхний слой почвы, зараженный радиацией. На одном из таких участков работала тяжелая строительная техника, суетились люди в оранжевых защитных костюмах и респираторах.

Крис бросила обеспокоенный взгляд на Леона. Несмотря на августовскую жару, она надела непромокаемый плащ и резиновые сапоги, а на лицо повязала шелковый шарф. Леон был одет точно так же, но он не знал, защитит ли это от радиоактивной пыли. Он пожал плечами и жестом попросил девушку держаться поближе к нему. Прячась за зданиями и кустами, они обошли участок.

Было удивительно, каким зеленым предстал перед ними город. Хотя в нем не было ни одного прямо стоящего дерева, повсюду росли, наливались соком травы, цветы и кустарники. На некоторых кустах листья выглядели просто гигантскими. Казалось, будто природа пытается занять утраченную территорию после того, как ее покинули люди. Воздух был наполнен жужжанием бесчисленных пчел, мух и комаров. Пауки ползали по стенам заброшенных зданий или сидели в засаде на больших паутинах. Леон читал в книге по биологии, что членистоногие не чувствительны к радиоактивному излучению. После глобальной ядерной войны, вероятно, именно они захватили бы Землю.

Большинство домов в этой части города уцелело, но взрыв оставил на них свой след. Крыши были сорваны, балконы — перекошены, а кирпичная кладка пошла трещинами. Там, где в стены домов врезались обломки, остались огромные дыры и вмятины, как будто здания расстреливали тяжелой артиллерией. От дома, в котором жил Леон, осталась лишь груда развалин, заросшая сорняками. Вероятно, здание было настолько сильно повреждено взрывной волной, что его пришлось снести.

Какое-то время они стояли и смотрели на руины: ничто в них не напоминало Леону о доме. Родители были в центре, когда все это случилось. Их тела так и не нашли. Это место больше ничего для него не значило.

— Пошли, — сказал он ничего не выражающим голосом.

Они продолжили свой путь по тому, что раньше было городом. Сразу после взрыва на улицах валялось множество разбитых автомобилей, но потом, должно быть, их убрали, чтобы расчистить дорогу для грузовиков и экскаваторов. Один автомобиль лежал на боку на плоской крыше трехэтажного здания. Уже невозможно было определить, какой он был марки и какого цвета. Видимо, команда, разбиравшая завалы, специально оставила его там как напоминание о том, какой чудовищной силы был этот взрыв.

— Вау! — воскликнула Крис при виде этого зрелища. Она достала смартфон и сделала снимок. Чем ближе они подходили к центру, тем меньше оставалось развалин после расчистки. О том, что здесь когда-то жили люди, напоминали лишь глубокие котлованы от фундаментов. Все это выглядело так, будто городу сделали вскрытие. В новостях говорили, что Бундестаг и Европейский парламент решили выделить огромные средства специально на его восстановление. Но было понятно, что пройдут годы, прежде чем жизнь здесь вернется в прежнее русло.

Наконец они достигли ямы огромных размеров. Ее диаметр составлял более двухсот метров, а глубина была такой, что в ней легко можно было бы зарыть десятиэтажный дом. Края блестели, как будто были покрыты жидким зеленоватым стеклом. Кратер от бомбы. Они остановились, и, взявшись за руки, заглянули в бездну. Силу, проделавшую такую дыру, было невозможно вообразить.

Леон вдруг почувствовал непреодолимую потребность тепла человеческого тела. Он обнял Крис и притянул к себе. Она не сопротивлялась, только вся дрожала. Уткнувшись лицом в его грудь, она заплакала. Он погладил ее по спине. Не проходило и дня, чтобы он не вспоминал Лизу, ее поцелуй, ужас в ее глазах. Он мечтал обнять ее, как сейчас обнимал Крис, но сила взрыва просто вырвала девушку из его объятий.

— Ой, ты делаешь мне больно! — вскрикнула Крис. Только сейчас Леон осознал, что обнимает ее слишком сильно. Она едва могла дышать.

— Прости.

Крис стерла слезу с его щеки, убрала от лица шелковый платок и поцеловала его в губы.

— Как… Как люди могут быть такими… злыми? — спросила она, когда они, наконец, оторвались друг от друга.

У Леона не было ответа на этот вопрос.

56

На самом деле молодой человек казался еще бледнее, чем в телевизоре. Одутловатое лицо, лихорадочный блеск глаз. Что-то заставило Коринну Фаллер остановиться в шаге от больничной койки, которая стояла в просторной залитой светом палате пансионата Партии немецкого народа.

— Здравствуйте, герр Везель. Моя фамилия Фаллер. Я понимаю, что вас, вероятно, могут утомить мои вопросы, но…

— Все в порядке, — перебил ее Везель. Его голос перемежался с тихим свистом, когда он набирал воздух в легкие. — Я нормально себя чувствую.

Однако его вид говорил об обратном и вызывал у Фаллер дрожь. Она видела в нем перспективу собственной участи. Неужели и она скоро будет лежать вот так, на смертном одре?

— Вы… были в Карлсруэ, когда это произошло?

Он изменился в лице.

— А что, по мне не видно?

— Да, конечно, я имею в виду, где именно вы находились?

Он рассказал ей о столкновении с демонстрантами-мусульманами на Замковой площади.

Журналистка вспомнила, что беседовала с молодыми людьми, но это раздувшееся существо перед ней не было похоже ни на одного из них. Потом Везель рассказал, как его арестовали, как он лежал, погребенный под завалами, и как его друг отправился за помощью — помощь прибыла лишь через два часа.

— Я прочитал вашу статью, — сказал он, указывая на номер «Шика» шестинедельной давности, лежащий на тумбочке у кровати. — Там есть фотография моего друга Бенедикта Вальтера. Только фамилию вы указали неправильно.

Фаллер пролистала журнал. Она вспомнила безжизненное тело и отца, с которым она обменялась несколькими фразами. Именно он тогда подсказал ей название для статьи. Лишь благодаря этой статье она смогла приехать сюда и поговорить с Гердом Везелем. О нем писали все СМИ. У жертв Карлсруэ теперь был свой символ — храбрый молодой человек, который поставил любовь к стране превыше всего ужаса. Его прославляли как героя (хотя на самом деле в его истории было мало героического), и многие журналисты отдали бы все на свете за эксклюзивное интервью с ним.

— Я очень хорошо помню, что мужчина, который был с ним, назвал имя и фамилию, которыми мы и подписали фотографию.

— Это был его биологический отец, — объяснил Везель — Но Бен жил с