Работа для рыжих - Юлия Фирсанова

— Но ведь не только политиков и торговцев убирают, артисты-то с певцами кому настолько мешают, чтобы отправлять их на тот свет? — пожалела я бедолаг, вспомнив настоящего Герга Птицу и травлю, устроенную поэту королем. Впрочем, на ответ по существу я не надеялась. И очень удивилась, когда парочка братцев-кроликов, или скорее уж братцев-крокодилов (не потому, что зеленые, а потому, что работа такая), синхронно заухмылялась с некоторой пренебрежительной брезгливостью и прояснила совсем не то, о чем я думала-страдала:

— Этим другая контора занимается, на коллекционеров работают. Им если кто-то приглянется, чтобы законов урбомира не нарушать, имитируют смерть объекта и доставляют заказчику.

— А как же трупы? — растерянно переспросила я.

— Долго ли мертвую пустышку хорошим заклятием создать, — скривился Киз, оставив меня в полной прострации гадать, кто из дорогих и любимых умер на самом деле, а кто сменил работу, а также перебирать варианты того, на кой неведомым похитителям сдались отдельные откровенно фанерные личности. Неужто в мирах образовался крайний дефицит огородных пугал и сирен?

Свинка на наши разговоры и хвостиком не повела. Может, не слышала (вот никогда не интересовалась вопросом тонкости слуха пятачковых), а может, ничего дурного не замышляла, потому была совершенно спокойна за целостность своих конечностей. Третий вариант — что милая хрюшка подослана могучим недругом и ведет нас прямиком в засаду — я не рассматривала как запредельно абсурдный. Если уж устраивать ловушку, то как-нибудь более продуманно, не полагаясь на случайности и наше великодушное желание прийти на помощь попавшей в беду девочке. Вряд ли мы за пару дней относительного безделья на Артаксаре успели нажить могучих коварных врагов.

Трусила вперед свинка быстро, будто была из местной породы гончих свиней, разводимых для скачек. Лошадкам даже не приходилось особенно сдерживать ход, чтобы поспевать за ней. Надеюсь, обещанная лесная дорога не окажется стежкой через бурелом, в котором только ноги ломать и нам, и животным. Спешиваться совершенно не хотелось, избаловалась я, путешествуя на Дэлькоровой спине. Удобно, быстро и надежно! Для меня, разумеется, поправилась я мысленно, припомнив некоего Янека, пытавшегося прокатиться на эльфийском проказнике и отделавшегося переломом. И пригляделась получше к встававшему буквально перед самым носом Ксарию.

Очень быстро мы получили первое подтверждение того, что выбор пятачково-копытного в качестве проводника отряда был сделан удачно. Двигаясь под лозунгом «свинья — наш рулевой!», мы ломанулись из отнорка прямо в заросли высокой травы. Желтые ее метелки доставали до крупа Дэлькора и простирались морем. Зато, стоило только травке, явно младшей родственнице слоновьей из наших краев, закончиться, как под ногами и копытами показалась старая тележная колея — не то чтобы наезженная, но вполне просматривающаяся и годная к употреблению по прямому назначению.

Мало того, заворачивая к лесу, дорога не терялась и не перекрывалась деревьями да кустами, они толпились вокруг, свешивали ветки, но оккупировать плацдарм целиком не осмеливались. Неужто тут регулярно шла вырубка? Ан нет, местные «дорожные службы», как оказалось, поступили проще. Легкий, едва уловимый флер заклятия, не позволяющего растениям перекрывать проезд, как призрак бледно-желтой дымки, еще стелился кое-где по обочинам. Чары истончились, но пока держались.

Интересно, как технически осуществлялся запрет на основе артефактной магии? Один амулет в начале дороги врезали, другой в конце, а на пути немного опилок или каменной крошки прикопали? Я бы так сделала, если бы работала в местном стиле и была ограничена в ресурсах. Как же все-таки мне повезло с рунами, для их активизации требуется куда меньше физических усилий, хотя, кто же спорит, головой прежде, чем идею воплощать в жизнь, надо крепко подумать. И еще, пока размышляла над магией, охраняющей дорогу, сообразила, что ничего подобного на тех обычных путях, которыми нам довелось попользоваться на Артаксаре, не встречалось. Или было когда-то и успело рассеяться от частого пользования проезжей частью — так крошится некачественный асфальт, уложенный в предзимье, на скорую руку, только потому, что в плане ремонт и деньги надо потратить. Занятный вопросик, я отложила его на отдельную полочку неутоленного любопытства — для дальнейшего выяснения.

Двигаться по относительно свободной территории, рассматривая окружающую лесную действительность словно бы из невидимого тоннеля, было интересно. Теперь-то я не волновалась за семью Кейра и не гнала коня как безумная, не замечая ничего и никого вокруг. В слежении за проводником я целиком положилась на Дэлькора. Уж по пятам за мелкой живностью по грунтовой дороге он следовать может и без руководящих указаний. В том, куда ехать, зачем и с какой скоростью, конь разбирался получше всадницы.

Деревья и прочая зелень у дороги, если не приглядываться, ничем не отличались от леса средней полосы России, зато, если присмотреться внимательнее, обнаруживалось немало любопытных особенностей.

Большие деревья толщиной со стандартный дуб носили зеленый наряд из листьев, похожих на листья орешника, таких же округлых и бархатистых на ощупь, а стволы имели гладкие, и, если мне не изменило зрение, в густой листве терялись мелкие завязи будущих орешков. Сразу вспомнились походы в лес за лещиной. Расстелешь клеенку под кустом, потрясешь его хорошенько — тук-тук-тук, обрушится на землю град, знай только собирай в пакет! Это какой же с местных великанов урожай будет? Хочу сюда осенью, если, конечно, орехи съедобные, а коли на вкус вроде желудей, то нет, пусть их лесные жители употребляют. Ничуть не жалко!

Другое дерево с серебристой, как у тополя, корой и тонким стволиком листья имело презабавные, похожие на парные от каштанов-лилипутов.

Самое светлое обладало не белой, подобно березе, корой, а желтоватой, как осенний лист липы, крона же балансировала между серым и желтым, тут, кажется, все зависело от возраста листьев. Самые молодые отличались особенной яркостью.

Про дикое зверье и птичек я ничего конкретного сказать не могла, потому как ни единого представителя фауны не видела в глаза, небось охрана дороги еще и живность отпугивала, чтобы не мешалась под ногами у прохожего да проезжего люда. Или крылатые бестии умели прятаться не в пример лучше земных, там-то я сколько раз не только воробьев, галок и сорок видала, но даже прибалдевших от собственных трелей соловьев удавалось застигнуть на месте концерта. А здесь неизвестных певцов только послушать довелось.

Вдоль дороги и в глубине артаксарского леса птичьи голоса звучали неслаженным, однако гармоничным в силу естественности хором. По весне пернатые, пока на яйца не сели, петь горазды. Одни тихо тенькали в кустах, другие выводили высоко в кронах: «Ди-ди-нить, ди-ти-ррр-виить!» Им вторили певуны второго яруса: «Виффр-пить! Чи-чи-нить!»

Звучало мило, но было столь же непривычно уху, как и глазу серо-желтая листва.

Зато (я украдкой покосилась на своих телохранителей) для кое-кого в нашей группе и пение птичье, и лес были не то чтобы привычными и хорошо знакомыми — где там в два-то года привычки особые заиметь, — но инстинктивно естественными и родными. Менее напряженной я, пожалуй, эту скрытную пару еще никогда не видела. А Киз… Ё-моё! Ни фига себе! Готова спорить, на его губах гуляла мечтательная улыбка, которая, впрочем, стоило ему заметить чужое внимание, тут же спряталась. Физиономия приняла привычно-цинично-индифферентное выражение из серии: «Мир, ты не любишь меня, я тебя, но мне на это плевать». Ладно-ладно, прячься, теперь-то не обманешь, я знаю, каким ты можешь быть, и знаю, что не все в мире, исключая брата, тебе безразлично. Упрямый ты, конечно, мужик, как осел, не зря Фалю на язык именно эта зверушка легла, а все равно не потерянный для общества тип, мы еще сделаем из тебя человека, как и желало твое подсознание! Разумеется, вслух я информировать Киза о сем благородном намерении не стала. Жертва, не ведающая о намерениях палача, слабее сопротивляется. Будто почуяв недоброе, киллер решительно направил Буяна ко мне и потребовал: