Убить Ланселота - Андрей Басирин

Герцог же витийствовал вовсю:

– …но находятся порой мерзавцы, ставящие под сомнение доннельфамскую твердость духа. Скажем им твердое «нет»! Ибо стоит на страже могучий Базилиск. Враз покажет он мягкотелым либералишкам их истинную природу!

Рука Розенмуллена патетично вытянулась в сторону статуи:

– Вот! Вот судьба тех, кто не разделяет! Тех, кто истекает слюной на нашу монолитность! Смотрите же! Базилиск бдит!

Барабанная дробь наполнила сад Камении. Люди за оградой затаили дыхание. Профос, вполголоса чертыхаясь, рванул черное полотно.

Ткань не поддавалась. Еще, еще! Послышался треск.

– А-а-ах!

Ограда выгнулась под напором тел. Доннельфамцы вцепились в прутья решетки и смотрели, смотрели, смотрели. Их молчание становилось невыносимым.

Розенмуллен обернулся. За его спиной высилось загадочное сооружение из кубов, углов, мерцающих на солнце сахарных граней.

– Ч-ч-то такое? – от удивления он начал заикаться. – Стра… Стра-а-ажу ко мне!

– Га-а-а! – понеслось над толпой. – Га-а-а-а!

Тальберт Ойлен подходил к искусству нетрадиционно.

Он оказался кубистом.

Далеко-далеко…

Нет, не так.

На краю света – это правильнее и честнее. Потому что за Алариком нет ничего, кроме снега и льда. Мертвой воды да опасных троллей-ухохотней.

Итак, край, света. Край, которому не досталось зверей великих. Среди льдов прячется столица Аларика, хмурый, простуженный Арминиус – рассадник махрового готтентотства, сарматства и лангобардщины. Цитадель варваров, сердце мрачной бессолнечной страны. Здесь не сыскать других красок, кроме черной и белой, быть может, оттого местная речь так образна и цветиста?

Что же говорит о варварах «Путеводитель д-ра Живокамня»?

«…Обитатели Аларика мускулисты, бородаты и краснолицы. По последним данным, в стране проживает девять тысяч сто пятьдесят пять кряжистых здоровяков, одетых в медвежьи шкуры. Женщины Аларика грудасты и белокуры, обожают нордические арии.

Стихия аларикцев – аккредитивы и пени, дебеты и кредиты. Основное занятие – торговля.

До самого совершеннолетия аларикцы уверены, что вода бывает в двух состояниях:

1) в замерзшем виде;

2) в котле.

Однако же треть всемирных морских перевозок сосредоточена в руках варваров. Колесо и верховую езду аларикцы освоили с огромным опозданием: в горах верхом не очень-то разъездишься. Тем не менее лучшие форейторы все родом из Аларика. Они обожают блатной фольклор, но ужасно боятся слов «жизнь или кошелек». Славятся оригинальными пословицами и поговорками. Способны с ходу подобрать сотню синонимов к любому слову».

– Эйли Носок Дублонов, подойди к своему папочке. Так, хорошо, сынуля. Молодец. А теперь скажи еще раз – кто я такой?

– Ты – могущественнейший король Аларика, о Филдир Золотой Чек. Водитель першеронов и сокрушитель просроченных долговых обязательств. Слово твое – закон на всех землях от океана до захода солнца.

– Тогда войди в тронный зал и зажги факелы, я приказываю.

– Не могу, папочка.

– Но почему?

– Там темно. И под троном кто-то скребется. Вероятно, пожиратель сырных корок.

Эйли понурился и втянул голову в плечи. Мускулистая Сильгия вздохнула:

– О возлюбленный муж мой, неплательщиков погибель, Финдир Золотой Чек. Дозволь мне войти в тронный зал с тьмы изгнателем в руке. Не могу смотреть, как мучается родная кровинушка.

– Балуешь ты ребенка, Сильгия. Я в его годы…

– Ты? – Королева подбоченилась. – И что же ты в его годы? А? Ты даже меня за косу дернуть боялся.

– По крайней мере, я крал на кухне пирожки с брусникой.

Эйли спрятался за юбку матери.

– Ему только семь. Посмотри на него: что ты хочешь от младенца?

Король поморщился:

– Младенца… Эйли давно уже не слюней пускатель и не гроза пеленок. Ладно. Возжигай же факелы, Сильгия Тучебедрая, да поторопись. Время брани близится. А ты, – он оборотился к сыну, – со всех ног дуй к советникам. К дяде Оки и могучему Харметтиру. Скажи, что я их на совет зову. На Дум Буран.

– Получишь пирожок, – добавила Сильгия.

Ребенок умчался, словно вихрь. Только пятки засверкали.

Желанное дитя Финдира и красавицы Сильгии не оправдывало родительских надежд. Маленький Эйли боялся темноты. Он страшился лающих песцов, воя ветра в печной трубе, нянюшкиных сказок и пожирателя сырных корок. С этим еще можно было смириться.

Варвары боязливы от природы, ведь страх – оборотная сторона осторожности.

Но Эйли оказался совершенно не способен к математике. Он не умел складывать пирожки с брусникой и перемножать песцовые шкурки. Деревянные лошадки не прельщали варварского принца. Море вызывало у него отвращение.

О печаль, о злой рок! Что чувствует несчастный отец, узнав, что дело его некому продолжить?

Горе тебе, властитель. Страна твоя волею рока лишена зверя великого. Умрешь ты – что станется с Алариком? Пингвиний грай раздастся над ледяными полями. Знамение судьбы, клич раздора.

Горе! Горе!

Когда явились могучие таны – Оки Длинная Подпись и Харметтир Большой Процент, – король ждал их в тронном зале. Варвары вошли бесшумно, словно передвигаясь в меховых тапочках… да так оно в общем-то и было.

Оки кутался в шкуру белого медведя, только усы торчали из-под белого меха. Харметтир щеголял в кольчуге и песцовом килте; чудовищный гроссбух за его поясом пестрел закладками, что означало гибель многих и многих прославленных воинов.

Властитель вздохнул. Сильны, опасны советники…

И своевольны.

Факелы на стенах освещали неверным светом лица могучих властителей прошлого. Увы! Увы тебе, Финлир! Не висеть твоему портрету средь бесчисленных Фьоки, Хренриров и Брюквильдов. Упрячут его в чулан неведомые потомки, на радость пожирателю сырных корок. Укроют рядком сереньким, если не сумеешь обуздать алчность Большого Процента и честолюбие Длинной Подписи. Если малыш Эйли так и окажется ничтожеством.

– С чем звал нас, о великий носитель сапог?

Поклонился Оки.

– Благодать да пребудет с тобой, выгодный оценщик. Что случилось? – поддержал Харметтир.

Вместо короля ответила Сильгия. Встряхнула белой гривой, возвестила зычно:

– Муж мой, Финдир Золотой Чек, призвал вас чтобы получить ответ на один вопрос.

Таны встрепенулись. Глянули заинтересованно.

– Мужчины вы или не мужчины? – спросила королева.