Планета кошек - Бернард Вербер

Новость о гибели одного из худших наших врагов должна бы меня обрадовать, но у меня предчувствие, что худшее впереди.

Что если, стремясь сделать лучше, я усилила и централизовала власть наших недругов?

Теперь нам противостоит единственный вражеский главарь, но я слишком дорого заплатила за знание об этом, и это хуже всего.

Немного подождав, я задаю не дающий мне покоя вопрос:

– Все это – хорошая новость. А плохая?

– Едва Тамерлана выбрали, как он вспомнил способ получения селитры. По его утверждению, для этого достаточно собрать помет летучих мышей. Как нарочно, многие тоннели нью-йоркского метро облюбованы летучими мышами. Он приказал всем присутствующим крысам выскоблить стены тоннелей, где живут летучие мыши. Он назвал пропорцию для пороха: 30 процентов угля, 30 процентов серы, 40 процентов селитры. Получив достаточное количество пороха, он собирается заложить пороховые заряды в подвалы башни Свободы и подорвать ее.

– А как же его страх не найти среди развалин флешку с РЭОАЗ?

– Он передумал. Тамерлан сказал, что вспомнил еще кое-что: флешка противоударная, а значит, он обязательно рано или поздно найдет ее среди обломков. Так что плохая новость заключается в том, что все вы, похоже… умрете.

В моем Третьем Глазу вдруг начинается зуд. Наверное, в мой мозг поступает слишком много информации, приводящей к переутомлению. Пора отключаться.

Так что он сказал?

Испанский нейрофизиолог профессор Хосе Дельгадо увлекался изучением работы мозга. После учебы в Испании и в США, на факультете физиологии Йельского университета, он предложил в 1950 г. протокол стимуляции различных участков мозга при помощи электродов (ESB – Electrical Stimulation of Brain, «электрическая стимуляция мозга»). Ему удавалось читать испускаемые мозгом сигналы, а также, применяя мельчайшие импульсы, вызывать эмоции и галлюцинации.

В 1952 г. он усовершенствовал свой прибор и создал «Стимосейвер» для дистанционного радиоуправления. Подсоединяя свой прибор к мозгу обезьяны, он управлял ею на расстоянии, заставляя вращать глазами, чихать, зевать, ворчать, менять сердечный ритм и даже засыпать.

Дельгадо испробовал свое изобретение на коте и заставил его вылизывать себя во сне и поднимать определенную лапу. Ему удавалось управлять расширением кошачьего зрачка, как диафрагмой фотообъектива.

При испытании прибора на тридцатилетней женщине та против своей воли сгибала палец, смеялась, плакала, видела цветные картинки и даже испытывала любовное чувство (вплоть до того, что призналась в ходе эксперимента в любви, а сразу после прекращения стимулирования мозга снова стала равнодушной к недавнему объекту вожделения).

В 1963 г. Хосе Дельгадо вживил свои электроды в мозг быка. На арене Кордовы атакующий бык встал как вкопанный от переданного по радио электрического сигнала. Рогам остались считаные сантиметры до туловища экспериментатора.

Однако успех этого эксперимента вызвал некоторое недоверие к работе невролога, заподозренного в намерении штамповать безмозглых рабов с дистанционным управлением. К 1980 г. обличителей «оруэллской девиации» стало столько, что Хосе Дельгадо лишили всякого финансирования и ему пришлось прекратить свои странные опыты с человеческим мозгом.

Энциклопедия абсолютного и относительного знания.

Том XIV

Моя мать говорила: «Самое неприятное в смерти – неспособность действовать в последние секунды перед кончиной, когда тебя посещают отличные мысли и понимание всего на свете».

Матушка скончалась в преклонном возрасте двадцати лет (у людей это соответствует девяноста годам), и то по глупой случайности: ее подвел расчет при прыжке с крыши, и она не достигла крыши противоположного дома. Она шлепнулась на мостовую, и все бы ничего, если бы не машина, проезжавшая именно в тот момент.

Не знаю, не мелькнула ли у нее за доли секунды до того, как ее голова превратилась в кашу, такая мысль: «Ну вот я и поняла наконец смысл жизни».

Не знаю, как вы представляете последние секунды перед тем, как ваше тело превратится в гору мяса, а я со дня смерти матери живу с мыслью, что постоянно должна быть готова к утрате всего.

Сейчас я отчетливее, чем когда-либо раньше, чувствую близость конца.

Тамерлан решителен и полон энергии, он не успокоится, пока не сотрет в пыль нашу спасительную башню, последний оплот сопротивления крысиному нашествию.

Признаться, дальнейшее меня мало интересует в силу того, что я уже не смогу его наблюдать.

Другое дело, если…

Другое дело, если после меня останется письменный след.

Кошачья Библия или автобиография Бастет?

Чем больше я об этом думаю, тем интереснее становится мне собственная правдивая история по сравнению с выдуманным текстом, с вымышленными легендами, с космогонией другого биологического вида.

Нет ничего более волнующего, чем реальность.

Даже если ты подозреваешь, что твоя история может оказаться еще невероятнее, чем любая легенда.

День складывается как-то странно.

Я не голодна.

Я прохожу мимо своего сына, все больше злоупотребляющего наркотиками.

На шестьдесят девятом этаже я встречаю Натали и Романа, которые после слабой попытки поговорить разразились взаимными упреками и наорали друг на друга, что чревато новой разлукой.

Я склоняюсь к мнению, что ее беременность сопровождается гормональными нарушениями и ухудшением настроения.

Я вылезаю на крышу небоскреба и встречаю там Эсмеральду, которая, как я накануне, любуется Нью-Йорком с этой ни с чем не сравнимой точки обзора.

– О чем ты думаешь?

– О Буковски, – сознается она.

– Тебе известно, что его назвали в честь поэта, убивавшего себя пьянством?

– Порой он бывал неуклюжим, но он меня смешил. Мне его не хватает.

– А мне не хватает Пифагора. Мы обе – «вдовы», как это называется у людей.

– Теперь мы ждем своего часа, – философски заявляет желтоглазая черная кошка.

– Рано или поздно все умирают.

– По-моему, мы прожили замечательную жизнь – в той мере, в какой с нами происходили необыкновенные события. Если уж на то пошло, я благодарна за все это тебе, Бастет. Не будь тебя, я бы, наверное, так и осталась в Булонском лесу и продолжала ловить ворон.

– Нет, это я тебе признательна, Эсмеральда. Я была к тебе несправедлива. Ты реально спасла мне жизнь, а я не хотела этого признавать – боялась, что ты станешь звездой вместо меня. Теперь, на исходе нашего существования, я не прочь признать, что испытывала дурацкую ревность – совсем как моя хозяйка Натали ревнует Романа. Все мы боимся потерять то, что нам якобы принадлежит. А на самом деле нам не принадлежит ровным счетом ничего.