Секреты леди - Анна Бартон

Если бы она могла представить хотя бы малую толику тех греховных мыслей, которые проносились в его уме, то немедленно упала бы в обморок, – здесь же, на этом самом месте. Он желал ее. Катастрофически. Но в то же время не хотел, чтобы она отдалась из благодарности или, что еще хуже, чувствуя себя обязанной.

– Я намерен помочь тебе вырвать портрет из рук Чарлтона, Хэллоуза или кого-то еще, несмотря на то, что произойдет или не произойдет между нами сегодня. Это заранее предрешенный вывод. – Да, он или получит портрет, или погибнет. Третьего не дано.

– Верю, – торжественно подтвердила Дафна.

– Но позволь рассказать о том, чего бы мне хотелось. О том, о чем мечтаю со дня нашей первой встречи.

Она запустила пальцы в густые темные волосы.

– Внимательно слушаю.

Бенджамин увлек ее обратно к подоконнику, положил еще несколько подушек и усадил.

– Я хочу обнимать и целовать тебя до тех пор, пока от желания не закружится голова.

– Это мне нравится.

Он провел пальцами вдоль скромного выреза, скользнул по шелковистой коже.

– А потом хочу снять и это платье, и сорочку, и все до единой тряпочки, которые на тебе окажутся.

– О? И что же дальше? – нетерпеливая страстность вопроса подхлестнула фантазию.

– А дальше я начну целовать каждый дюйм твоего восхитительного тела. Вот здесь. – Он коснулся плеча. – Здесь. – Положил ладонь на грудь. – И здесь. – Провел рукой по изгибу бедра. – И только когда исследую до мелочей, мы предадимся любви.

– Понятно, – коротко кивнула Дафна. – И как же это будет?

– Сначала очень медленно. Но потом нам обоим захочется большего. – Он сжал ладонями раскрасневшееся личико. – И страсть будет разгораться бесконечно, пока не заставит забыть обо всем на свете.

Голубые глаза восхищенно округлились.

– Твои слова звучат так… романтично.

– И все же я не хочу, чтобы ты сделала что-нибудь такое, о чем могла бы пожалеть впоследствии. Ты слишком мне дорога.

– Не беспокойся. Я поняла, что хочу быть с тобой, в тот день, когда пришла в спальню, если не раньше. Нас многое связывает: боль, страх, тоска и надежда. Я не могу представить рядом никого, кроме тебя.

Искренность отрезвила.

И не потому, что Бенджамин сомневался в своих чувствах.

Потому, что любил.

– Я не могу ничего обещать, – честно предупредил он. – Знаю одно: я хочу, чтобы ты была счастлива, и ради этого готов на все.

– Я уже и так счастлива, – прошептала Дафна.

Бенджамин светло улыбнулся.

– Готов поспорить, что знаю несколько секретов, которые сделают тебя еще счастливее.

Поглаживание – 1.Равномерное и аккуратное движение кисти по холсту. 2.Нежное прикосновение, которое часто вызывает восхитительный, но лишающий спокойствия трепет.

Бен сжимал ладонями прекрасное лицо и целовал без устали – до тех пор, пока Дафна не почувствовала, как тяжелеют, словно наливаясь свинцом, руки и ноги. Он своевольно запустил пальцы в волосы, и новое, еще не испытанное прикосновение взволновало, пробуждая и обостряя чувственность.

И в этот момент она вдруг ясно поняла, что любит.

Больше того, откуда-то явилась уверенность, что и он тоже ее любит. Каждое прикосновение, каждый поцелуй доказывали это лучше долгих, пылких признаний. Пламенный взгляд смягчался нежностью, от которой замирало сердце. Ну, а слова… слова придут, когда настанет время.

Он бережно гладил плечи, руки, грудь и смотрел так, как будто хотел навсегда запомнить каждый дюйм ее существа. Корсета она не надела – просто накинула на сорочку простое домашнее платье и выскользнула из комнаты. Наверное, надо было выбрать что-нибудь более красивое, женственное. Впрочем, Бенджамина старое платье ничуть не смущало. Ладони прожигали мягкую ткань и оставляли возбуждающий след на бедрах, животе, груди. Хотелось одного: сбросить ненужную одежду и ощутить на тоскующем теле эти ненасытные, доводящие до безумия руки.

– Я мечтаю о тебе со дня первой встречи, но никогда не надеялась, что мечта станет явью.

Он посмотрел на нее так, как будто снова хотел поцеловать. Пламя разгоралось все жарче.

Достаточно разговоров. Не в силах терпеть, Дафна придвинулась ближе и доверчиво прильнула к нему.

Бенджамин слегка отстранился и спросил неожиданно серьезно:

– Ты абсолютно уверена в себе? То, что мы собираемся сделать, исправить не удастся.

Дафна вспомнила, как впервые увидела его на обеде у сестры: уже тогда родилось влечение, игнорировать которое оказалось не под силу. Одним лишь взглядом он растопил привычное сдержанное спокойствие. Никогда в жизни ей не приходилось испытывать настойчивого желания сорвать одежду и с себя, и с мужчины.

И все же Дафна понимала истинный смысл вопроса: безрассудное согласие повлечет за собой не просто серьезные, а в прямом смысле судьбоносные последствия.

В районе Сент-Джайлс девушки, не задумываясь, делили постель с мужчинами. Мотивы были разными: любовь, любопытство, деньги, покровительство. Большинство приятельниц, которым повезло выйти замуж, отправлялись под венец уже в ожидании ребенка, и излишняя, по общему мнению, скромность Дафны вызывала у них насмешку, если не осуждение. Но мама с ранней юности внушала, что необходимо беречь себя для единственного мужчины – того, с кем на всю жизнь свяжет любовь, скрепленная узами брака. Строгость воспитания со временем переросла в спокойную сдержанность поведения. Стоит ли говорить, что любой джентльмен рассчитывает, что жена придет к нему девственницей? А это означает, что страстная ночь в объятиях Бенджамина обернется пожизненным одиночеством. Пугающая мысль. Ни мужа, ни детей, ни будущего. Впереди только пустые годы, десятилетия…

Бенджамин взял ее за руки.

– Еще не поздно повернуться и уйти. Я все пойму и не обижусь.

Дафна уверенно покачала головой.

– Нет, убегать я не собираюсь.

Он глубоко вздохнул.

– Тогда иди ко мне.

Ладонь скользнула по руке и легла на грудь, а большой палец легко коснулся соска. Пылающий внутри костер вспыхнул и тихим стоном вырвался на свободу.

Бенджамин обнял Дафну, развязал на спине тесемки и нетерпеливо сорвал платье, заставив мгновенно забыть вечные женские наставления об осмотрительности и осторожности. Платье полетело через всю комнату и небрежно повисло на ручке кресла.

Тонкая сорочка служила плохой защитой. Полупрозрачный батист натянулся на внезапно потяжелевшей груди, а вершинки превратились в твердые камешки – то ли от холода, то ли от нетерпеливого, голодного взгляда.