Пираты Тагоры - Максим Хорсун

Проклятые депрессионные поля…

Птицелов поднял скорчер на вытянутой руке. Посчитав, что времени прошло достаточно и что жар на «вратах в преисподнюю» должен был немного остыть, он двинулся вперед.

Но его уже ждали.

Пистолет-пулемет разразился лязгающей тирадой.

Две пули отрекошетили от шлема, словно от хорошей каски. Птицелов метнулся в сторону, успев один раз выстрелить в ответ. Прожженная дыра осветилась красным: молния, выпущенная скорчером, рванула в коридоре не слабее ручной гранаты. Птицелов кувыркнулся вперед, едва не угодив шлемом в лужу не до конца застывшего металла. Дважды выстрелил с земли, затем вскочил на ноги и кинулся к входу в Центр.

В коридоре клубился дым вперемешку с пылью. Вспыхивали и гасли языки огня, освещая на короткие секунды разрушения, причиненные лиловыми молниями.

Птицелов, выдохнув, прыгнул внутрь. Прижался к боковой стене, ожидая, пока стекло-хамелеон в шлеме станет полностью прозрачно. Потом побежал вперед, перепрыгивая через груды обрушившихся камней.

И почти сразу наткнулся на того, кто стрелял.

Оллу Фешт довольно сильно обгорел, но был узнаваем. На груди начальника «Масса-ракша-2» осталась целой лишь та часть, где сидела мокрица. Сам жук валялся в двух шагах от своего носителя, его хитин был прожжен в нескольких местах, внутренности причудливого вида валялись на засыпанном штукатуркой полу разноцветной бижутерией.

Вот и пришел конец великому иномирянину. Конец жуку, которому удалось обвести вокруг пальца стольких людей и добраться до Центра, откуда можно было управлять всем Свободным Отечеством. Да-да, не из бывшего Дворца Юстиции, а именно отсюда.

Разумный жучок…

Он давно положил глаз на Оллу Фешта. Сидя на несчастном добровольце, жук присматривался к тому, кто вел допрос. Он определил шефа Отдела «Массаракш-2» как одну из ключевых персон в системе безопасности Свободного Отечества. Захватил, получил напрямую из мозга Фешта всю информацию… Об Отделе «М», о «Массаракше-2», о кризис-зонах Мира и, конечно же, о новом Центре – Фешт имел допуск к сведениям и такого уровня секретности.

Теперь Фешт и жук лежат рядышком и дымятся, сраженные оружием грязевиков. Осталось лишь обесточить Центр и дождаться прибытия специалистов. А еще – спрятать мокрицу от греха подальше: у военных свои секреты, а у ДСИ – свои.

А Странник в это время уже должен был забрать Лию и Киту с пресловутой профсоюзной дачи и перевезти в Столицу. Странник обещал – Странник сделает…

Коридор поворачивал под прямым углом. Дальше тоже было пыльно и дымно, но стены и потолок остались целыми. Лампы дневного света погасли, но тут работало аварийное «ночное» освещение. Птицелов пошел вперед.

Следующая дверь была отперта. Птицелов переступил через высокий порог и оказался в пещере, сплошь заставленной различным оборудованием. С освещением здесь было все в порядке. Отовсюду сиял начищенный до хромового блеска металл. Ряды блоков памяти электронно-вычислительной машины Центра выстроились вдоль окружности пещеры, они перемигивались огоньками, показывая свою готовность работать. Четыре металлические колонны, расположенные квадратом, подпирали свод. От них исходил гул, как от высоковольтной линии. Между колонн на решетчатом возвышении находился пульт управления Центром. Над пультом нависало множество современных плоских мониторов. Странник сказал, что сначала нужно будет вырубить все на пульте. Затем отключить блоки памяти и саму электронно-вычислительную машину при помощи большого рубильника на стене. Где бы он мог находиться, кстати?.. Ну и перевести реактор Центра в нейтральный режим – это со второй контрольной консоли, которая расположена где-то на дальней стороне зала.

По дну пещеры тянулись цементные дорожки, чтоб персонал не спотыкался и не ломал каблуки об сталагмиты и промытые водой выбоины. Одна из дорожек привела Птицелова к пандусу, по которому можно было подняться к пульту управления.

Птицелов положил руку на перила и собрался было подниматься, но тут что-то его остановило. Чувство, будто кто-то смотрит в спину. И еще запах – очень знакомый запах, который пробрался даже под шлем.

Он обернулся. За спиной никого не оказалось. Мигал разноцветными огнями ближайший блок памяти, продолжая выполнять последнюю заданную программу. Впрочем, никого, кроме иномирянина, здесь и быть не могло. А иномирянин мертв, и его носитель – тоже.

Что-то застучало по сталагмитам, как будто сухой веткой по радиатору провели.

Птицелов устало поднял скорчер. Большим пальцем коснулся регулятора мощности, выводя его на минимум. И в таком случае оружие грязевиков останется смертоносным, но энергия импульса приблизительно сравняется с энергией летящей пули.

Он отошел от пандуса. Сошел с дорожки, зачавкал подошвами ботинок по клейкой белой грязи, выстилающей дно пещеры. Заглянул за первый ряд сталагмитов, обошел мерно гудящую колонну, наклонился над вторым рядом сточенных известняковых клыков.

Что-то шлепнулось ему на спину, вцепилось острыми коготками в одежду.

Птицелов крутанулся, ткнул за спину рукой с зажатым в ней скорчером. Поскользнулся на грязи, упал на камни. Над его ухом что-то противно заскрипело, заскрежетало лапами по шлему. Он перевернулся набок и увидел немного помятую, но вполне себе живую и бодрую мокрицу.

Иномирянин метнулся с камня на Птицелова, выставив сегментные усища. Птицелов выстрелил, лиловая молния сбрила мокрице брюшко. Передняя половина иномирянина плюхнулась в грязь и принялась выписывать круги в безмолвной агонии. Птицелов оглянулся: кишки мокрицы висели на сталагмитах и на решетчатых опорах платформы с пультом управления.

Что-то большое и темное отделилось от изнаночной стороны платформы и мягко спрыгнуло на камни. Птицелов не успел поднять скорчер, как грянул выстрел: простой, пистолетный. Очень громкий, по сравнению с бесшумной работой скорчера.

В ход пошел старый добрый «герцог».

И точно кто-то палкой со всего маху ударил Птицелова по руке. Скорчер шлепнулся в грязь, забарабанили по белесой известняковой жиже крупные капли крови.

Птицелов зажал рану, появившуюся чуть выше локтя грязной ладонью, отпрянул, ожидая второй выстрел.

Происходящее напоминало бред.

Птицелов сорвал с головы шлем, он надеялся, что своими глазами – не сквозь испачканное и поцарапанное стекло-хамелеон – увидит другую действительность.

Но это была тщетная попытка что-либо изменить.

На камнях стояла Лия. В скромном темном платье, в ситцевой косынке на лысенькой голове, с черным «герцогом» в тонкой ручонке. С термосом под мышкой. На ее лице не читалось ни намека на какие-либо чувства, глаза равнодушно и бессмысленно взирали на то, как льется кровь ее мужа.

За сталагмитами снова застучало. Птицелов повернул голову и уже совсем не удивился, когда из-за камней выполз, шлепая ладошками по грязи, малыш Киту. Глазки со змеиными зрачками радостно блестели, шерстка на круглой головке мило серебрилась. Киту тоже прижимал к груди термос. Но у Киту был термос без пробки, а у Лии – закрытый. Малыш приветливо поглядел на Птицелова, а затем постучал термосом по сталагмиту. Маленький Киту хотел есть. Дома он бил деревянным гвардейцем об изголовье кроватки, сообщая об этом, но в пещерном зале Центра не было ни его кукол, ни кровати.