Британские интеллектуалы эпохи Просвещения: от маркиза Галифакса до Эдмунта Берка - Максим Ковалев

Осуждая партийные деления и раздоры, Аддисон предлагал объединить усилия всех людей, независимо от их партийной принадлежности, против общего врага. «Что касается меня, – писал он, – то я искренне желал бы, чтобы все честные люди объединились в обществе для взаимной поддержки, к какой бы партии они ни принадлежали… Мы не должны впредь рассматривать наших соотечественников как вигов или тори, но считать заслуженных людей своими друзьями, а в негодяях видеть своих врагов»301.

С позиций просветителя Аддисон критиковал те методы борьбы, которые использовали члены обеих партий в своем поединке, и в частности лживое чернение противников. В одном из номеров «Спектейтора» он писал: «Этот порок настолько распространился среди нас в настоящее время, что человек считается беспринципным, если не придерживается определенной системы лжи. Она поддерживается в кофейнях, господствует в прессе, служит опорой для многих авторов… Даже обычная видимость правды и то мало ценится, тогда как ложь, никого не задевая, распространяется повсюду»302. Аддисон полагал, что «неумеренное партийное рвение и фанатизм…приводят к бедствиям народа и преступны по своей сути». Просветитель признавал, что «никогда не знал такой справедливой партии, за которой любой человек мог последовать со всей своей страстью, оставаясь в то же время совершенно незапятнанным»303.

Что приводило англичан в ряды той или другой партии? Размышляя над данным вопросом, Аддисон утверждал: большинство его сограждан руководствовались полученным образованием, личной выгодой, а также «равнодушием к мнению тех, кто не одобряет их собственных взглядов». Просветитель подчеркивал, что спор между партиями лишен какой – либо принципиальности и ведется по преимуществу из – за высших должностей в государственном аппарате304. Он также верно подметил, что в основе партийного деления лежат «земельные» и «денежные» интересы. В то же время журналист пытался доказать собственную внепартийность, утверждая, что «не желает увеличивать численность ни партии вигов, ни партии тори, но только мудрых и добрых людей»305. Но так ли это было в действительности? Конечно же, нет. Как и все виги, Аддисон защищал «денежные» интересы, и подтверждением тому могут служить его рассуждения о купечестве, торговле Англии, бирже и других подобных материях, связанных с интересами буржуазии. В одном из номеров «Спектейтора» Аддисон с восторгом описывал посещение «самого приятного места в городе» – королевской биржи, доставившего ему «тайное удовольствие и удовлетворившего его тщеславие». Биржа напоминала своего рода большой совет, в котором все ведущие нации имели свои представителей. «Комиссионеры в торговом зале имели то же значение, что и послы в политическом мире, – подчеркивал Аддисон. – Они вели переговоры, заключали сделки, поддерживали добрые отношения между теми богатыми сообществами людей, которых разделяют моря и океаны, или протяженные размеры суши». Кого здесь только не встретишь: купцы из Японии, подданные Великого Могола и царя Московии, армяне и голландцы, датчане и шведы, французы и многие другие представители различных наций и народов.

Аддисон подчеркивал ту важную роль, которую играла в экономике страны ее торговля, в особенности заморская. «Если мы посмотрим на нашу страну в ее натуральном виде, без тех выгод и преимуществ, которые приносит коммерция, какой убогой и неуютной частью земли покажется она нам, – утверждал просветитель. – Вот, почему нет в обществе более полезных членов, чем купцы. Они объединяют человечество, распределяют дары природы, обеспечивают работой бедных, обогащают богатых, добавляя величия знатным. Наш купец способен обратить медь своей страны в золото и обменять шерсть на рубины». Восхваляя роль коммерсантов в экономике страны, Аддисон заключал: «Торговля, не расширяя территориальных границ Британии, увеличивает ее достояние. Она приумножает число богатых, делает земельные владения более ценными, и дополняет к ним владение другими богатствами, не менее значимыми, чем земля»306. Заметим, что столь хвалебной оценки, какой Аддисон наградил купечество, не удостоился никакой другой социальный слой английского общества.

Как мы могли убедиться, Аддисон защищал интересы «денежных людей». Хотя он неоднократно говорил о тех опасностях, которыми чревато деление нации на партии, в то же время с осуждением отзывался о нейтралитете тех, кто предпочитал не участвовать в партийной борьбы. Просветитель считал, что никто не может остаться в стороне, когда обществу угрожает опасность. Он ссылался на законодательство древних Афин, предусматривавшее наказание лиц, остававшихся «безразличными наблюдателями». Их лишали собственности и изгоняли из республики. Подобный закон обязывал каждого гражданина «занять свое место на стороне одной из партий». Аддисон также требовал от соотечественников «не смотреть на борьбу с безразличием», но принять в ней активное участие. Совершенно очевидно, что, делая подобные заявления, журналист стремился укрепить ряды партии вигов в тот момент, когда ее позиции были наиболее шаткими. Он осуждал также непостоянство по отношению к своей партии. Будучи преданным делу вигов, оставаясь на протяжении всей своей жизни их стойким сторонником, Аддисон не простил Свифту его перехода в ряды тори. В одном из номеров «Спектейтора» он со всей категоричностью заявлял: «Ничто так не компрометирует человека и не умаляет его в глазах всего мира, как непостоянство, в особенности если оно касается религии или партии. В обоих случаях, если даже человек исполняет свой долг, переходя на другую сторону, он становится ненавистным не только для тех, кого покинул, но редко встречает искреннее уважение со стороны тех, к кому примкнул»307.

В произведениях Аддисона можно встретить характеристики обеих партий. Под вигами он понимал тех, кто являлся «друзьями конституции как в церкви, так и в государстве». На взгляд журналиста, виги всегда придерживались теории подчинения конституции, на которую дали согласие, отстаивали протестантское престолонаследие и дело монарха. Аддисон заверял, что никогда не слышал, чтобы вигов обвиняли или подозревали в действиях, направленных на свержение существующего строя или подрыв его основ. Подобным аргументом он пытался отвести обвинения противников вигов в том, что они будто бы стремились к установлению республики. Он также заявлял, что только виги выражают интересы народа: «Каждый гражданин должен помнить, что все законы, которые были направлены на облегчение положения и счастье народа, были приняты парламентами, называвшимися «вигскими» и во время правления вигских министерств»308.