Ебург - Алексей Иванов

ТАУ не только освещало события, но, в общем, в каком-то смысле создавало их, потому что без промоушена многие феномены просто не появились бы. С 1995 года журналисты Шеремета начали производить спецпроекты – телефильмы. Спецпроекты рассказывали о криминале, о таинственных событиях вроде трагедии на перевале Дятлова, об интересных людях, о современном искусстве.

22 мая 1998 года камера ТАУ в котловане новостройки на Ботанике снимала «шизогероическую» арт-акцию «Свадьба Ихтиандра» в исполнении Александра Голиздрина, преподавателя архитектурной академии. Голиздрин выплеснул в лужу два бидона полуживых лещей и плюхнулся в грязь, схватил одного леща зубами и вылез на сушу, а потом выплюнул рыбу и попытался совокупиться с ней. При этом Голиздрин был голый, но раскрашенный в чешую, а член у него был позолочен. ТАУ всё это безобразие показало публике, и акт contemporary art состоялся (даже вошёл в анналы жанра!), а Голиздрина выперли с работы.

Всего же агентство Иннокентия Шеремета сняло около 300 телефильмов.

Особенно много спецпроектов журналисты ТАУ посвятили экстремальным развлечениям, названия которых звучат как иностранные проклятия: бейсджамп, пайнкроулинг, дюльфер, параглайдинг. Это различные практики по отрыванию себе башки исключительно трудоёмким и сложноосуществимым способом. Такой вот фильм Влада Некрасова и был награждён премией ТЭФИ в 1999 году.

Метрострой

Метро Екатеринбурга называют последним метрополитеном СССР.

Задумали его давным-давно. Ещё в 1974 году в районе «Динамо» пробурили первые разведочные скважины, а первую шахту Метростроя заложили в районе железнодорожного вокзала в 1980-м. Планировалась ветка от площади 1905 года до Уралмаша. Борис Ельцин, тогда – первый секретарь свердловского обкома, с пафосом сказал: «Уралмашевцы заслужили право с праздничных демонстраций возвращаться домой на метро!» В 1982 году началась проходка тоннелей.

7 ноября 1989 года был намечен пуск первой линии свердловского метро. Закупили 54 вагона, обучили машинистов, даже напечатали подарочную книгу тиражом в 26 тысяч экземпляров. И всё сорвалось. Страну сотрясала перестройка. Метрострою не хватало денег и рабочих рук, а организация была ни к чёрту: даже облицовочный камень для станций покупали в Казахстане и на Украине, а не на Каменном Поясе. Короче, власти пообещали сдать шесть станций через год. Но слово не сдержали.

Хотя метростроевцы работали яростно. В мёртвой глубине под городом, гудящим от митингов и перестрелок, шахтёры били тоннели сквозь толщи плотной глины и сквозь набухшие водой древние речные пески с крупинками золота, через пласты мрамора и через несокрушимые гранитные массивы. Чтобы вагоны метро без движения не деформировались, метростроевцы, словно подземные бурлаки, время от времени вручную катали их по рельсам в темноте тоннелей.

Свердловское метро открылось 27 апреля 1991 года – и то хвостиком в три станции: «Проспект Космонавтов» – «Уралмаш» – «Машиностроителей». Длина пути – меньше 3 км. Народу ездило мало, поэтому пассажиров пускали только в головной и хвостовой вагоны состава, а два «внутренних» вагона оставались заперты. И ходили эти коротенькие поезда челночно – туда-сюда, без разворота. Входные турникеты принимали жетоны московского метро, которые в Москве были выведены из обращения. Причём в кассах в одни руки давали один жетон.

В декабре 1992 года открылась долгожданная станция «Уральская» возле железнодорожного вокзала. В декабре 1994 года – станции «Динамо» и «Площадь 1905 года». С этого момента метрополитен наконец-то перешёл с челночного на обычное движение. В 1996 году в Екатеринбург с БАМа привезли машину «Вирт» – это был стометровый гусеничный червь. Его запустили в тоннель, и он начал прогрызать по 5 метров пути в день. Строительство совсем взбодрилось. В 1997 году метрополитен отрапортовал, что перевёз уже 100 миллионов пассажиров.

Дефолт завалил экономику на бок. Метрострой лишился денег. Для шахтёров февраль 1999 года стал одиннадцатым месяцем без зарплаты. 4 марта около 40 метростроевцев не поднялись со станции «Геологическая», а остались под землёй, в недрах геологии, и объявили, что начинают забастовку и голодовку.

Метрострой был федеральным предприятием, Москва урезала ему бюджет до минимума, но от этого минимума перечислила только 4 % средств. Однако просто бросить работы Метрострой не мог: тоннели зальёт вода, улицы города просядут, и здания обрушатся. Дешевле было заплатить шахтёрам и продолжить дело, чем консервировать огромное строительство. Начальство заметалось в поисках денег.

На девятый день подземной голодовки директор Свердловскметростроя Владимир Сурин нашёл способ погасить долги – но лишь тем, кто голодал. В ответ забастовал весь Метрострой. 16 марта пикеты метростроевцев окружили здание областного правительства. Пять часов пикетчики мёрзли на холоде, а потом к ним вышел чиновник и сказал, что денег всё равно нет и взять неоткуда – что хотите, то и делайте. Пикетчики разошлись по домам.

Один из этих пикетчиков, водитель Рифат Гафаров, дома закрылся от жены в ванной и тихо повесился на крючке для полотенец. Вместо верёвки с петлёй он использовал мочалку с ручками. Гафарову было 36 лет, у него осталось двое детей. И после такого Метрострой взорвался.

Прощание с Гафаровым превратилось в акцию протеста. На «Геологической» село голодать ещё 56 человек. Гроб с Гафаровым от шахты станции увёз автобус, а страшная чёрная толпа метростроевцев под мелким мартовским снегом молча пошагала по улицам города к зданию областного правительства. Шахтёры несли плакаты «Затягиваются не только пояса, но и петли на шее!». Милиция поспешно огораживала Белый дом железными барьерами. Выйти к людям не испугался только Александр Коберниченко, руководитель аппарата правительства области, но и он лишь обещал: «Мы вас не бросим, потому что вы наши граждане!»

22 марта забастовщики заняли станцию «Бажовская». Закутались в одеяла и легли на бетонный пол 13 машинистов электровозов, а к ним присоединились 52 женщины. Истощённые люди готовы были сдохнуть, но не выйти без зарплаты. Это была уже полная дичь: конец ХХ века, мегаполис, метрополитен, а упрямые люди в подземелье умирают от голода, словно в Средневековье при осаде замка.

Екатеринбург готовился к выборам, и возле Метростроя толклись политики, примеряясь, как использовать голодовку для своего промо. Но всех убрал с темы Общественно-политический союз «Уралмаш». В голодные катакомбы спустился сам Александр Хабаров. Телеканалы показали, как в каске с фонарём он идёт по тоннелю и несёт полиэтиленовый мешок, а в мешке – 920 тысяч. Пускай люди одолжатся у ОПС; вернут когда смогут. И метростроевцы взяли деньги в долг.

«Уралмаш» дал понять, что может решить все проблемы без участия власти. На хрена тогда нужны чиновники? Конечно, город и так знал силу «Уралмаша», но никто не ожидал, что ОПС напрямую двинется в публичность и одержит столь оглушительную победу. В политике объявился новый и очень сильный игрок. И чиновники завертелись, спасая реноме. «Уралмаш» им был страшнее Метростроя.