Курсовая работа по обитателям болота - Александра Черчень

Он встревоженно на меня посмотрел, перехватил пострадавшие пальчики и провел над ними ладонью, засветившейся голубоватым светом, после чего несчастные косточки сразу перестали ныть.

— Прости, — просяще улыбнулся Ла-Шавоир, потом выразительно поднял глаза к шатающейся люстре и пояснил: — Это «Мрачные цветы». Рок-группа и глас оппозиции.

— У вас тут и оппозиция есть? — удивилась я. Хотя, да… недовольные системой имеются всегда.

Наверху прекратили мучить гитару и взялись за виолончель. Красиво, кстати… Играть эти цветики и правда умеют.

— И самое главное, что этот глас делает у тебя дома?!

— Пьет, — мрачно поведал кикимор. — Развращает слуг и бьет коллекционные сервизы.

— Пьет, как я понимаю, тоже что-то коллекционное? — нервно хихикнула я.

— Верно, — кивнул Феликс. — Юль, мне кажется, тебе стоит пойти в Нефритовый, а я пока разгоню эту гоп-компанию!

И тут… мне очень не захотелось уходить! Я должна ЭТО увидеть! И еще — виолончель мучают и правда восхитительно! А хорошую музыку я всегда уважала.

Тем временем рокерские мотивы наверху сменились на рок-н-ролльные, и люстра заскакала гораздо интенсивнее. С потолка романтично посыпалась штукатурка.

— Феликс! — Я улыбнулась, стряхнула с рукава риалана белую частичку побелки и просительно заглянула в глаза: — Возьми меня с собой, а?

— Ты что, хочешь ЭТО видеть?! — изумился Кик.

— Ты сам подумай, — развела я руками. — Это тоже сторона твоей жизни, и, судя по всему, избавиться от нее не получится, верно? Ведь почему-то ты терпишь эту вакханалию.

— Там представители моего ближнего круга, — поморщился болотник. — А им позволено очень много.

— Тем более, — все увереннее продолжала я, потихоньку подталкивая его к лестнице на второй этаж. — То есть рано или поздно я все равно с ними столкнусь. Так почему бы не рано? Раз так все складывается!

— Ну ладно, — сверкнул глазами кикимор. — Но в обморок не падать!

Хих! Напугал? Заинтриговал!

Мы быстро поднялись на второй этаж и вот уже стояли перед дверью, за которой слышались все признаки бурного веселья. Музыка, веселый смех, топот, свидетельствующий о том, что люстре впору ставить памятник. За стойкость. Но всему есть предел, стойкости в том числе, и снизу раздался грохот, подтверждающий эту истину.

Потом с той стороны в дверь что-то врезалось и разбилось, последовала секундная пауза в веселье, которое, впрочем, тут же возобновилось с удвоенной силой, и среди этого шума раздалось восклицание: «Ему все равно никогда не нравилась эта ваза!»

Последовал очередной пинок, и я наконец узрела… дымовую завесу, в которой бродили какие-то неясные тени. Когда присмотрелась, поняла, что все не так плохо, просто в комнате было сильно накурено.

Из тумана вынырнула раскрашенная морда с дыбом стоящими светлыми волосами, схватила нас и затащила в помещение. Я почувствовала, как под подошвой что-то хрустнуло, наверное осколки разбитой вазы, и порадовалась, что они недостаточно острые, чтобы пропороть обувь.

За спиной многозначительно захлопнулась дверь, добавив ситуации мистического ужаса. В подтверждение со всех сторон раздался зловещий хохот, и я неосознанно прижалась к кикимору. С видимостью тут было не так плохо, как мне сначала показалось. Музыкантов, играющих зажигательный рок-н-ролл, я видела отлично, как и несколько скачущих пар, которым мы, видимо, и обязаны рухнувшей люстрой. Также заметила полупрозрачную парочку призраков, весело отплясывающих на высоте в полметра над полом.

В полуголой красотке, как раз закидывающей ногу на талию рыжему привидению из сада, я с трудом признала Мерилин. Ребята танцевали просто невероятно. Хотя бы потому, что полом они не ограничивались. Как и вертикальным положением… И надо заметить, рок-н-ролл без ограничения вертикалью — это уже почти интим!

На большой люстре качался мелкий йети, размахивал длинными руками в такт музыке и завывал хорошо поставленным баритоном. Что именно, я не разобрала.

На фоне этой вакханалии сидевший в кресле растрепанный хмурый брюнет в кроваво-красном плаще и перчатках, которые он не потрудился снять даже в помещении, смотрелся на диво здраво и оптимистично.

Тот псих, который нас встретил, поднял руки вверх и завопил:

— Наро-о-од! У нас радость! Пришел Феликс! — Последовали овации по этому поводу, среди которых я с замиранием сердца различила пару выстрелов. Белобрысый клоун, оказавшийся совершенно невменяемым Лелем, снова заорал: — А также дорогой друг, зная наши слабости, привел девочек!

У меня отвисла челюсть.

Вокруг разразилась буря ликования и радости. Шут тем временем обвел нас мутным взглядом и спросил:

— Кик, а почему их всего две? Маловато будет… — Тут он посмотрел куда-то в сторону и воскликнул: — Нет, уже три! — Нахмурился и пробормотал: — Хм… четыре. Почкуются, что ли?

— Лель! — рявкнул Феликс.

Вдруг с люстры ко мне протянулась волосатая лапа с блеянием:

— Дэээвочки!

Я завизжала и дала по лапе тем, что держала в руках. Сумочкой. Получилось не очень результативно, так как лапа этого даже не ощутила, лишь слегка сменила траекторию движения, и в итоге по волосам погладили именно Феликса, а потом с комментарием «Нэээжненькая» еще и потрепали за щечку.

«Нежненький» прищурил глаза, аккуратно оттолкнул меня в сторонку, не менее спокойно взялся за наглую пушистую конечность и резко дернул вниз и на себя. «Йети» взвыл и свалился вниз, а Лель осуждающе покачал головой.

Волосатик встал и возмущенно выкрикнул:

— Если себе присмотрел, то так и скажи! Зачем ронять?! Мы же знаем, что не делишься, как правило!

— Убью, — тихо пообещал Кик.

Музыка стихла окончательно, поэтому я и услышала, как распахнулось окно и чей-то ленивый голос сказал:

— Накурили-то как… Я гулять!

После этого двинутый тип в темно-красном плаще снял с мраморного бюста шляпу, надел и сиганул куда-то вниз.

— Мои розы… — скорбно протянула обвешанная цепями Скелетоновна, сидящая на круглом столе в обнимку с бутылкой и ананасом. Потом она перевела взгляд на нас и поведала: — Ананасы с шампанским… Ик! Будете?

— Дара! Какие на… — Тут разгневанный кикимор покосился на меня и уже более спокойно и, что радует, цензурно закончил: — Ананасы!

Вздрогнувшая от окрика Ла-Шавоира Скелетоновна выронила бутылку, которая от встречи с мрамором пола, разумеется, разбилась. В месиво вина и осколков грохнулся ананас, и после этого наступила испуганная тишина, в которой оглушительно звякнула одна из тарелок барабанной установки, когда из-за нее выползал похожий на гигантского варана музыкант.

А потом заржал Лель.

— Дарочка, да ты прелесть! Были ананасы с шампанским, стали в шампанском! — И шут снова ушел в хохот.