Лето больших надежд - Сьюзен Виггз

Терри хихикнул.

— После вас у него были и другие подружки, но ни одна из них не задержалась надолго.

— Как и я, — напомнила она ему.

— Да, но это потому, что…

— Эй, папа. — Готовый сменить тему, Коннор перебил отца: — Оливия нашла старую фотографию. Интересно, сможешь ли ты что-нибудь рассказать нам о ней.

Оливия протянула пожелтевший снимок:

— Он был сделан в августе 1977-го. Парень на фотографии — мой отец.

Когда отец Коннора увидел фотографию, ею лицо изменилось. Оно стало из кроткого и приятного напряженным и взволнованным. Он быстро отдал снимок Оливии.

— Это фотография Маришки Маески, — заключил он. — Она дочь Хелен и Лео. Ее нет уже двадцать лет, может быть, тридцать.

— Вы хотите сказать, что она умерла?

— Я хочу сказать, что она исчезла. Вышла в один прекрасный день, и никто больше не видел ее. Она всегда была непоседой, — добавил он. — Она часто сбегала, но всегда возвращалась, чтобы повидать своего ребенка. До того последнего раза, когда Маришка сбежала и больше не вернулась.

— У нее был ребенок. — Коннор посмотрел на Оливию, и они одновременно подумали: Дженни.

— Она была замужем? — спросила Оливия неуверенным голосом. — Или… у нее был кто-то?

— Вам стоит поговорить со своим отцом, мисс, — сказал Терри.

Покинув маленькую, загроможденную квартирку, Оливия почувствовала, что одна мысль терзает ее сердце.

Должно быть, это отразилось и на ее лице, потому что Коннор положил руку ей на спину, чтобы успокоить ее. Она не была уверена, что выражалось в этом рыцарском жесте, но он был бережен с ней, как ни один мужчина в ее жизни.

— Я думаю, тут может быть миллион объяснений, — сказала она ему, — но они все похожи на оправдание.

— Мы все еще можем прийти к неверному решению, — заметил Коннор. — Может быть, нет никакой тайны в том, кто отец Дженни.

— Твой отец знает, — настаивала Оливия. — Ты видел его лицо. Он просто не хотел говорить. — Она надеялась, что это какой-нибудь местный парень — кто угодно, только не Филипп Беллами, — но замешательство Терри Дэвиса и то, что он настаивал, чтобы она поговорила с отцом, — все говорило о том, что ее догадка верна. Она остановилась и протянула фотографию Коннору. — Посмотри внимательно. Видишь подбородок моего отца? — Она показала на ямочку на подбородке, как у Гэри Гранта. — У Дженни есть эта ямочка, а у ее матери не было.

Он улыбнулся:

— Это не такая уж редкость.

— Это характерная особенность, как и голубые глаза. Согласно законам генетики, человек с ямочкой на подбородке должен унаследовать ее от одного из родителей.

— Ты ничего не узнаешь точно, пока не спросишь о ней своего отца, — сказал Коннор, вытаскивая из кармана ключи.

Оливия на могла забыть того, как Терри Дэвис избегал ее взгляда. Она оглядела парковку и мир, который ни на йоту не изменился за последние несколько минут. Но это была иллюзия. Произошла фундаментальная перемена. Земля сошла с орбиты и медленно сбивалась с курса.

— Мне не нужно спрашивать. Я знаю. Оставим в стороне законы генетики, но то, как они выглядят на этой фотографии, ты сам видишь… В то время как он был обручен с моей матерью. Боже, может быть, даже после того, как он женился на моей матери. А Дженни Маески моя…

Она покачнулась, Коннор поддержал ее и помог взобраться в грузовик. Она чувствовала себя словно жертва насилия и, наконец, произнесла то, что не давало ей покоя:

— У меня есть сестра. — Сестра. Сестра. Слово вибрировало в ней волной неверия.

— Это только предположение.

— Мы оба знаем, что оно подтвердится.

— И что с того? Разве плохо иметь сестру?

— Боже, нет. Плохо то, что мы выросли, не зная друг о друге. У меня есть сестра. — Она подумала, какой была бы ее жизнь, если бы она знала Дженни все эти годы. Кто-то, с кем можно делиться секретами и шутками, давать ей советы или ссориться. Может быть, детство Оливии не было бы таким одиноким. Может быть, она была бы больше уверена в себе.

— Что же мне теперь делать? — подумала она вслух. — Возможно ли, что Дженни не знает, кто ее отец? Я не могу просто пойти к ней и спросить.

— Позвони отцу, — предложил Коннор. — Спроси его сама.

— Я не могу сделать это по телефону. Мне нужно поговорить с ним лично. Мне нужно видеть его лицо.

Коннор кивнул:

— Ты права. — Он включил сигнальные огни и направился к дороге вдоль реки. — Когда ты собираешься ехать?

— Прости, не поняла?

— Завтра, — сказал он. — В город. Я думаю, нам следует выехать в семь утра. Сможешь ли ты быть готова так рано?

— О чем ты говоришь? — спросила она.

— Тебе нужно повидаться с отцом.

Оливия недоверчиво смотрела на него.

— Почему ты это делаешь?

— Потому что я хороший парень. И всегда был таким, просто мы пока не говорили об этом.

— Подожди минутку. Ты отвезешь меня в город?

— Это будет первое, что я сделаю утром. Эти тайны хранились слишком долго. Они могут подождать еще одну ночь.

— Вот как? Мы собираемся бросить все и отправиться в город?

Он держал руки на рулевом колесе.

— Это то преимущество, которое дает право собственника. Мы можем все бросить, если захотим.

— Но ты не обязан ехать со мной. Я могу сесть в поезд.

— Не в этот раз.

Ее сердце замерло. Она не знала, почему он ведет себя как настоящий добрый друг. Она почти боялась довериться ему.

— Нам ехать три часа.

— Ты думаешь, что нам не найдется о чем поговорить и течение трех часов? — Он ухмыльнулся, не спуская глаз с дороги, тянущейся перед ними. — Я думаю, нам много есть о чем поговорить, Лолли.

ТРАДИЦИИ ЛАГЕРЯ «КИОГА»

Лагерь «Киога» служит для молодых людей от восьми до шестнадцати лет.

Одна из самых важных традиций «Киоги» — преемственность.

Скауты с хорошим характером приглашаются вожатыми, как только получают школьный аттестат, и проходят курс обучения по спасению на водах и безопасности поведения в горах.

Лето 1997 года

Окончив школу, Лолли не испытывала уже очень большого желания возвратиться в лагерь «Киога» вожатой, но, будучи Беллами, она понимала, что выбор у нее небольшой. Это была семейная традиция, Беллами работали в лагере вожатыми, и Лолли не должна быть исключением.

И может быть, это будет не так уж плохо. В то лето, когда ей было двенадцать, она научилась немножко меньше ненавидеть лагерь. А объяснялось это очень просто — Коннор Дэвис. То, что пустило корни и выросло в то первое лето, было нежданной дружбой, и следующие два года эта дружба процветала. Даже то, что он был груб и она была, черт возьми, Беллами, не помешало их отношениям.