Страна смеха - Джонатан Кэрролл

– И как, получилось? – Она провела рукой по спинке дивана.

– Да.

Порой даже губка достигает насыщения и не может больше впитывать воду. Слишком сильный раздражитель, слишком много всего происходящего сразу, и настолько невероятного – мой мозг лихорадочно разыгрывал партию в пятимерные шахматы.

Анна похлопала по соседней подушке на диване:

– Давай, Томас, иди сюда, присядь рядом.

– Спасибо, я лучше постою.

– Томас, я хочу, чтобы ты узнал все. Попробую быть с тобой до конца честной. Хочу, чтобы ты знал обо мне, о Галене, об отце – обо всем. Знаешь почему? – Она постепенно извернулась на сто восемьдесят градусов и смотрела на меня теперь поверх диванной спинки. Примостила свою чертову грудь, как на мягкой полке.™ Еще пару лет назад как отец написал, так все и происходило. Если кто-то должен был родить мальчика в пятницу, девятого января, так и случалось. Все шло, как он записал в своих “Галенских дневниках”. Это была утопия...

– Утопия? Неужели? А как насчет смерти? Разве люди тут не боятся смерти?

Закрыв глаза, она покачала головой. Тупой ученик снова задавал свои тупые вопросы.

– Вовсе нет, потому смерть – это небытие.

– Ох, Анна, брось. Только всей этой схоластики мне сейчас и не хватало! Просто ответь на вопрос.

– Нет, Томас, ты меня не понял. Учти, что, когда умирает кто-то из них, это не то же самое, что смерть обычного человека. Если уходим мы, есть шанс, что нас ждет рай или ад. А для галенцев отец не создал загробной жизни, и потому для них такой вопрос даже не стоит. Они просто исчезают. Пуф! – Она взмахнула руками, словно выпуская светлячков.

– Услада экзистенциалиста, а?

– Да, а поскольку они точно знают, что потом для них уже ничего не будет, то и не беспокоятся. Никто же не станет судить их или бросать в огненную яму. Они просто живут и умирают. В результате большинство их всю жизнь заняты одним лишь поиском счастья.

– И никто не восставал? Ни один не хотел пожить подольше?

– Конечно, хотели, но ведь это невозможно. Они свыклись.

– И никто не выражал недовольства? Никто не убегал?

– Если какой-нибудь галенец попытается уехать, то умрет.

– Ого! Так послушай...

Она рассмеялась и замахала на меня рукой:

– Нет-нет, я вовсе не то имела в виду. Просто отец придумал такую систему безопасности. Пока люди живут здесь, все у них прекрасно. Но если хотят уехать, если отлучаются дольше, чем на неделю, то умирают от сердечного приступа, или кровоизлияния в мозг, или молниеносного гепатита... – Ее рука снова трепыхнулась в воздухе и невесомо опустилась на диван. – Да что об этом попусту говорить! Никто никогда не пытается уехать, потому что про это не было написано...

– Написано! Написано! Ну ладно, где же этот его всемогущий оракул?

– Увидишь чуть погодя, но сначала я хочу рассказать тебе его историю, чтобы ты потом лучше все понял.

– Лучше? Ха! Держи карман шире! Я уже ничего не понимаю.

История оказалась фантастичной и запутанной, и по ходу Анна делала десятки отступлений. В конце концов я уселся рядом с ней на диване, но только после того, как целый час проторчал в неудобной позе у окна, на батарее парового отопления.

Маршалл Франс начал писать “Анну на крыльях ночи”, чтобы стало легче дочери. Одним из главных персонажей книги была его добрая подруга Дороти Ли, он лишь изменил ее имя на Дороти Литтл. После того как случайно “убил” ее и кошки пришли сообщить ему об этом, Франс понял, на что способен. Тогда он бросил “Анну на крыльях ночи” и начал “Галенские дневники”. Несколько месяцев Франс занимался изысканиями, писал и переписывал. Будучи педантом, он мог переделывать книгу раз по двадцать, прежде чем почувствует, что вышло правильно, – и потому нетрудно представить, как долго он работал и “готовился” к Галену.

Первый, кого он создал после Дороти Ли, был человек по имени Карл Треммель. Безобидный слесарь из Пайн-Айленда, штат Нью-Йорк, который приехал в Гален на серебряном трейлере “Эрстрим” с женой и двумя дочурками. В городе много лет не было слесаря.

Затем прибыл парикмахер Силлмен, гробовщик Лученте (шутка, понятная лишь посвященным; я попытался выдавить улыбку, но это было выше моих сил)... и начался парад персонажей Маршалла Франса.

Все они тихо-мирно жили-поживали, за исключением почтового служащего по имени Бернард Стэкхаус, который однажды вечером напился и нечаянно разрядил себе в голову дробовик.

И так далее, и так далее. Близлежащий заводик, где работали пятьсот человек, таинственным образом загорелся среди ночи, и владельцы, получив страховку, решили перенести его на сто миль ближе к Сент-Луису.

– Через несколько лет здесь остались лишь отец, я, Ричард и “люди отца”.

– Почему он разрешил Ричарду остаться?

– Да потому что нам нужна была хотя бы пара нормальных людей на случай, если произойдет что-нибудь непредвиденное, чтобы кто-то мог на время уехать. Любой другой-то умер бы, уехав дольше, чем на неделю.

– А как он добился, чтобы все остальные “нормальные” уехали? Те, кто не работал на заводе?

– Отец написал, что некоторые из них – из нормальных галенцев – захотели уехать. Один вбил себе в голову, что в его доме поселилось привидение, у другого, когда он был в отпуске, взорвался газовый баллон, и он переехал в Иллинойс... Продолжать?

– И никто из них ничего не заподозрил?

– Да нет, разумеется. Отец написал так, чтобы все выглядело совершенно естественно и правдоподобно. Он же не хотел, чтобы кто-нибудь приехал и стал задавать вопросы.

– А когда-нибудь... – Я не совладал с зевком. – А когда-нибудь он использовал, э-э, насилие?

– Нет. Когда сгорел завод, никто не пострадал. Хотя, конечно, смотря что называть насилием. Это же отец устроил взрыв газового баллона, да и пожар. Но он никого не мучил, не калечил. Да и зачем ему, Томас? Все, что хотел, он мог написать.

Франс продолжал творить, но не знал, насколько долго его хватит. Вот почему Анна дала мне прочесть выдержку из тетради. Под конец он решил, что ему остается одно – описать каждого персонажа по возможности подробней, а потом развернуть все это как можно дальше в будущее. И надеяться, что после его смерти все сложится наилучшим образом.

– Может, в дневниках это и объясняется, но все-таки: до какой степени он контролировал человека? Ну, в смысле, расписано ли там, скажем: “В восемь часов двенадцать минут Джо Смит проснулся и зевнул. Зевок продолжался три секунды. Потом он...”

Она покачала головой:

– Нет, нет. Отец обнаружил, что они могут существовать вполне самостоятельно, и потом контролировал только самые важные события в их жизни – кто на ком должен жениться, сколько у кого будет детей, когда и как они умрут... Он хотел, чтобы у них была...