Страна смеха - Джонатан Кэрролл

– Ты здесь пользуешься успехом, а? – Она поднесла к глазам стереоскоп от Барни и Тельмы и глянула на Доббс-Ферри, штат Нью-Йорк[96].

– Эй, послушай, Сакс, эта штука стоит немалых денег. Со стороны здешнего народа действительно очень мило...

– Томас, не будь таким тонкокожим. Я просто говорила, что это должно быть очень приятно, когда ты так всем нужен.

Я не знал, серьезно это она или в шутку, но если бы мне пришлось ответить, я бы согласился – в самом деле очень приятно. Конечно, я понимал, почему многие галенцы ведут себя так – не настолько уж я наивен, – но также понял, каково это, когда все тебя уважают, и любят, и благоговеют перед тобой: это чертовски приятно. Я на мгновение приобщился к тому, с чем моему отцу и Маршаллу Франсу приходилось жить большую часть своей жизни.

Франс сел на грузовой пароход “Артур Беллингем” рейсом Ливерпуль—Нью-Йорк. В пути он познакомился с одной еврейской парой и увлекся их девятнадцатилетней дочерью. Потом он встречался с девушкой в Нью-Йорке, но их отношения не имели продолжения. Он нанялся к Лученте и снял комнату в гостинице для проезжих, всего в квартале от похоронного бюро.

– Анна, а почему ты соврала, когда я спрашивал, как долго твой отец работал у Лученте?

Она устроилась за столом в гостиной с плошкой рисовых хлопьев, и слышалось, как они похрустывают под ее пальцами.

– Я не хочу дискутировать на эту тему, просто интересно, почему ты соврала.

Прожевав хлопья, Анна вытерла салфеткой губы:

– Прежде чем разрешить тебе начинать, я хотела посмотреть, насколько ты хороший писатель. Разумно, согласись? Вот почему я выдала тебе все о его жизни вплоть до переезда в Штаты. Тогда, если бы ты оказался хорош, я бы увидела это по первой главе. Если нет – просто выгнала бы, ничего существенного ты бы все равно не узнал, – Она запустила ложку в хлопья и снова раскрыла журнал, который читала.

– Анна, еще один вопрос: почему ты никогда ничего не говорила о своей матери?

– Моя мать была милой, тихой девушкой со Среднего Запада. Когда я была маленькой, она отдала меня в брауни[97], а когда подросла – в герлскауты. Она прекрасно готовила и всячески облегчала отцу жизнь. Думаю, он любил ее и был счастлив с ней, потому что она была полной его противоположностью – мама двумя ногами стояла на земле. Ее восхищали люди с богатым воображением или художественным даром, но, подозреваю, втайне она радовалась, что сама не имеет ни того ни другого. Однажды она призналась по секрету, что книги отца ей кажутся бестолковыми. Правда, шикарный эпитет? Бестолковые!

Дядя Франса, Отто Франк, не имел особого успеха в типографском деле. В Гален он переехал (из другого миссурийского городка под названием Герман), потому что ему понравились эти края и потому что здесь по дешевке продавалась типография. Он печатал свадебные приглашения, буклеты, афиши для церковных благотворительных базаров и сельскохозяйственных торгов. Одно время он очень рассчитывал начать выпуск окружной газеты (почему и написал своему брату в Австрию, чтобы тот прислал кого-нибудь из мальчиков), но своих денег не хватало, а привлечь какое-нибудь финансирование со стороны не удалось.

Приехал Мартин (к тому времени он уже сменил имя на Маршалл Франс – к ужасу Отто), и дядя взял его на работу подмастерьем. Очевидно, Франсу понравилось, и он работал в типографии до смерти Отто. Это случилось в 1945 году – и тогда же был опубликован “Звездный пруд”.

Книга продавалась не очень хорошо, но издателю она понравилась, и он предложил Франсу тысячу долларов аванса за следующую. “Персиковые тени” продавались тоже не ахти, однако критик по имени Чарльз Уайт написал о Франсе длинную статью в “Атлантик мансли”. Он сравнивал автора с Льюисом Кэрроллом и лордом Дансени[98], и это явилось поворотным моментом в судьбе Франса – можно сказать, и создало ему имя. У Анны остались почти все письма, что приходили ему в Гален, а также копии ответов. О статье Уайта Франс узнал лишь через несколько месяцев, а потом написал критику письмо с благодарностью. Они переписывались долгие годы, до самой смерти Уайта.

Через два года после “Персиковых теней” вышло “Горе Зеленого Пса” и почти сразу стало бестселлером. Уайт отреагировал очень смешным письмом: “Уважаемый мистер Франс! Никогда раньше я не был знаком ни с одним знаменитым автором. Вы теперь из этой когорты? Если так, можно мне занять у вас сто долларов? Если нет, слава богу...” Неожиданно первые две книги были переизданы, и его попросили составить антологию любимых детских сказок, а Уолт Дисней вознамерился экранизировать “Персиковые тени”... Маршалл Франс стал важной персоной.

Но он написал Уолту Диснею вежливое письмо, в котором послал его подальше. Аналогично – с издателем детской антологии. На любые предложения Франс отвечал отказом, а через некоторое время и вовсе перестал отвечать. Он заготовил открытку, где было напечатано: “Спасибо, но к сожалению...” Это напоминало стандартный журнальный бланк с извещением, что ваша рукопись отклоняется. Анна подарила мне на день рождения такую открытку – в специальной рамке и с автографом Франса (небрежный набросок бультерьера).

Предложений за эти годы скопились буквально сотни. Кто-то хотел сделать серию резиновых кукол, изображающих персонажей “Страны смеха”, другие жаждали выпускать карандаши “Зеленый Пес” или радиоприемник по мотивам Облачного Радио из “Персиковых теней”. По словам Анны и судя по тому, что я позже увидел сам, многие из этих компаний таки затеяли производство, несмотря на то что Франс отказал им. Анна говорила, что он потерял сотни тысяч долларов, отказавшись подать на производителей в суд. Юристы Дэвида Луиса были готовы растерзать этих бизнесменов в клочки, но Франс всегда говорил “нет”. Он не хотел неприятностей, не хотел, чтобы его беспокоили, не хотел дурной (да и какой бы то ни было) славы, не хотел уезжать из Галена. В конце концов даже Луис бросил к нему приставать, но в отместку слал эти пиратские куклы, фонарики и прочую дребедень, чтобы показать, сколько Франс теряет. Мы целый день провели в подвале, перебирая заплесневелые рассыпающиеся картонные коробки с этим хламом, на долгие годы задвинутые в дальний угол.

– Если бы только Дэвид Луис знал, он бы рассвирепел. – Анна вынула из коробки книжку-раскраску “Зеленый Пес”. – Половина моих игрушек в детстве были отсюда. – Она открыла книжку и продемонстрировала мне разворот. Там была картинка: Красавица Кранг и Зеленый Пес идут по извилистой дороге; бечева Кранг бантиком привязана к ошейнику Зеленого Пса. Картинка была наполовину раскрашена: пес – синий, Кранг – вся золотая, а дорога размалевана красным.