Архив еврейской истории. Том 13 - Коллектив авторов -- История

квартире в доме Волконского и, следовательно, незадолго до приезда Гольденберга. Деятельность Колодкевича в Одессе была мне известна лишь со стороны близости его к организации «Нар[одной] воли», так [как] от него первого исходили получаемые издания и всякого рода сведения. Относительно участия его в приготовлениях к одесскому покушению, равно как и о факте самого замысла, мне ничего не было известно. Лишь в конце марта я получил от него из Петербурга письмо, в котором он извещал меня о Гольденберге и о его оговоре; вскоре по получении письма я уехал из Одессы (кажется, в апреле [18]80). Период времени от апреля [18]80 года до начала августа я выяснить не желаю, а в августе [18]80 г. я приехал в Петербург, где и жил до начала ноября. За этот период времени я виделся сначала с Грачевским, а потом с Колодкевичем на квартире в Троицком переулке, которая в мою бытность там служила, очевидно, для свиданий, ввиду того что я встречал там много разных лиц, мне незнакомых, а также и Меркулова, которого я неоднократно видел еще в Одессе, имеющим какие-то деловые отношения с Колодкевичем. Лично я с Меркуловым, как в Одессе, так и в Петербурге, никаких деловых отношений не имел; в квартире Троицкого переулка я не видел никаких принадлежностей типографии и ни в каких типографских работах не участвовал; если же, вопреки моему соображению, что в квартире Гельфман не помещалась, таковая тем не менее находилась там, то предъявленное мне показание Борейши и справедливо, так как я на квартире Гельфман бывал, а следовательно, он мог меня видеть, как выражается сам, в типографии «Народ[ной] воли». В ноябре я уехал в Киев ввиду необходимости, характера которой я выяснить не желаю. Во всю мою бытность там до марта месяца я виделся очень часто с Левинским, через которого я добывал разного рода нужные мне справки и сведения; свидания эти происходили на разных квартирах, указания коих я получал от него же; ни хозяев, ни попадавшихся в квартире посетителей я фамилий не знаю, да и не интересовался знать; помню лишь одного Маслова, который, вероятно по просьбе Левинского, свел меня к Саранчову — так как я с Масловым никаких личных столкновений не имел и не обращался к нему ни за какими услугами, какие соображения руководили Масловым, когда он заочно рекомендовал меня Саранчову, я не знаю; не знаю также и того, откуда почерпнул обо мне Маслов сведения, когда я не имел с ним даже разговора; о себе я ни с кем в Киеве не говорил, так как на эту тему разговоры, по-моему, более чем неуместны. С Саранчовым я желал познакомиться по интересу чисто техническому — получить от него сведения о киевских процессах, материалы которых проходили через его руки. Как всегда бывает при встрече с новоприезжим из Петербурга (я Саранчову этого не объявлял вовсе) — Саранчов обратился ко мне с вопросом относительно взглядов, господствующих в Петербурге. Я очень охотно изложил их ему, но далеко не в том виде, как он представляет, он упустил самое существенное, именно — преобладание в партии «Народной воли» стремления исходить из поступательного развития существующего политического строя к идеальному, и в этом смысле ближайшая задача партии заключается в осуществлении Земского собора как представительного учреждения страны, с правами высшей решающей инстанции, без косвенных посредников между ним и особой монарха. Такая постановка вопроса составляет необходимейшее условие правильного понимания принципов партии «Нар[одной] воли» и ее практических задач. Что же касается остальной части показания Саранчова, то она настолько противоречива в сопоставлениях, что я не нахожу возможности иначе объяснить ее, как продиктованной побуждениями чисто личного свойства, а потому и безусловно ложной. Никаких опасений относительно совершенного Саранчовым предательства у меня не было и никаких угроз я не делал ему; о денежном состоянии революционного фонда я ему ничего не говорил и никаких денег от него не получал ни лично, ни через посредство кого бы то ни было.

Во время одного из свиданий с Левинским я встретился на квартире с каким-то рабочим, как оказывается, с Яковом Петлицким; я расспрашивал его о занятиях, знакомствах, удовлетворив меня по вопросам, ему предложенным, он заявил мне, что намерен добывать средства для партии путем конфискации частного имущества. Я всей силой своего негодования разъяснил ему преступность подобных намерений, после чего он как будто бы в свою защиту объяснил, что равным образом намерен совершить террористические факты, что уже следил за Гессе[488] и Судейкиным[489], надеясь под видом извозчика совершить факты удачно. Я счел своей обязанностью выяснить ему всю непозволительность такого образа действий, при котором всякий по своему единоличному усмотрению и желанию будет совершать террористические факты — невозможно уловить нигде единоличного почина. В конце концов я ему посоветовал вернуться к своим обычным занятиям, оставив в стороне всякого рода слежения и планы, никоим образом не мотивируя своего совета отсутствием денежных средств у Петлицкого для совершения указанных фактов. Виделся я с Петлицким один раз, а не два, как указывает он в показании. Вообще в беседе с Петлицким я не приводил никаких посторонних доводов к тому, чтобы он отказался от своих террористических замыслов, и не упомянул, что эти замыслы могут помешать «чему-то в Петербурге». Это обстоятельство, вероятно, его личное предположение, не более.

В марте месяце 1881 года я приехал в Петербург на короткое время — всего на несколько дней; а в период до конца июня месяца, когда я вновь приехал в Петербург — я разъяснить не желаю. С июня 1881 года до начала марта 1882 года я находился безвыездно здесь, в Петербурге, занимаясь пропагандой принципов партии «Народной воли». В начале марта я выехал в Москву по обстоятельствам личного характера, где и был арестован 19 апреля 1882 года.

Относительно всех предъявленных мне фотографических карточек привлеченных лиц я к сказанному уже мной прежде ничего добавить не имею, равно как и по отношению к тем обстоятельствам, относительно которых был допрашиваем.

В настоящем протоколе приписанные сверху строк слова, а также зачеркнутые принадлежат собственноручно мне.

Савелий Златопольский

* * *

Отдельного Корпуса Жандармов Майор Шеманин

Товарищ Прокурора Генерал Суд[ебной] Палаты Добржинский

ГАРФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 526. Л. 774–778 об.

Протокол №

1883 года мая «28» дня, я, Отдельного Корпуса Жандармов Майор Ножин, на основании закона 19-го мая 1871 года, в присутствии Товарища Прокурора С[анкт]-П[етербургского] Окружного Суда М. Р. Романова, расспрашивал нижепоименованного, который показал:

Зовут меня Савелий Златопольский.

В стенах Петропавловской