Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере - Людмила Новикова

В первые недели боев генерал Пуль строил обширные планы кампании. Невысоко ценя боеспособность красных частей, он рассчитывал подняться к 20 сентября вверх по Северной Двине до города Котласа, чтобы зимой продвинуться вдоль железной дороги от Котласа до Вятки и обеспечить скорое соединение с восставшими чехословацкими войсками на востоке страны. В этом он видел начало воссоздания будущего Восточного фронта против Германии[448].

Следуя приказам, небольшие союзные отряды при содействии белых добровольцев вначале быстро продвигались вперед и часто без боя занимали деревню за деревней[449]. Все более расширявшиеся масштабы союзной кампании на Севере требовали пополнений. В конце лета – начале осени набережные Мурманска и Архангельска регулярно принимали суда с новыми союзными контингентами. Самым крупным из них были прибывшие в сентябре более 5700 американских солдат и офицеров 339-го пехотного полка. А перед прекращением летней навигации 1918 г. численность союзного контингента, достигнув своего максимума, составила на Архангельском фронте 13 182 человека, а на Мурманском – 10 334 человек[450].

Тем не менее эти силы не соответствовали чрезвычайно растянутой линии фронта на Севере России, которую союзным отрядам приходилось удерживать без помощи белой русской армии, находившейся на первых этапах формирования. Не отвечали задачам активной кампании и невысокие боевые качества союзных войск. Большинство британских и французских солдат на Севере прежде воевали на Западном фронте. Лишь недавно оправившись от полученных ранений, многих из них по физическим данным считались пригодными только для гарнизонной службы[451]. В то же время американские новобранцы были наспех обучены и вовсе не имели боевого опыта. При этом специальный меморандум американского президента В. Вильсона предписывал использовать их исключительно для охраны союзных складов и содействия русскому населению в организации самообороны[452]. Впрочем, воспользовавшись неопределенностью указаний из союзных столиц и согласием американского посла в России Д. Фрэнсиса, Пуль немедленно отправил американцев на фронт[453]. В то время как позиция правительств Антанты в отношении России по-прежнему была неясной, союзные военные и дипломаты теперь, как и в 1917-м и начале 1918 г., решающим образом влияли на союзную политику на местах, и в частности на развитие интервенции[454].

Впрочем, вопреки решительности Пуля, многие союзные солдаты оказались не готовы к непривычным условиям войны и отсутствию ясного противника. Вскоре после высадки на Севере в солдатских письмах и дневниках замелькали жалобы на суровую погоду, отсутствие самых необходимых припасов и ужасающие бытовые условия. В наступление приходилось идти под осенним проливным дождем, передвигаясь по колено в грязи, а умерших и убитых хоронить в наскоро сколоченных гробах в залитых водой могилах[455]. Смерть сразу стала частой гостьей среди союзных войск, которые еще по пути в Россию оказались охвачены эпидемией испанской инфлюэнцы[456]. Но еще страшнее представлялась судьба погибших от рук большевиков. Из уст в уста переходили истории об изуродованных трупах союзных солдат, попавших в руки красных войск. Кроме того, солдаты опасались местного населения в непривычных для них условиях гражданской войны. Понимая, что они не могут отличить лояльного русского от большевика, солдаты с подозрением относились к северным крестьянам, пытаясь угадать среди них большевистских шпионов или сторонников[457].

Хотя подобные опасения никак не влияли на военные планы генерала Пуля, задержка с прибытием крупных пополнений все же заставила его несколько затормозить наступление. Кроме того, быстрому продвижению вперед мешали отсутствие точных карт местности, нехватка транспорта для перевозки военного снабжения и войск, а также северное бездорожье[458]. В начале же октября приближение зимы, которое обещало еще более затруднить наступательные операции, заставило Пуля и вовсе отложить продвижение к Котласу до весны.