Оракул выбирает королеву - Оливия Штерн

– Но я не понимаю… Зачем она вам? – вдруг спросил Риквейл.

– А вам? Зачем вам женщина, которую вы похоронили еще при жизни?

Арман просто не знал, что еще можно сказать. Если Риквейл не уймется, то уйдет от короля с изрядно подправленной физиономией. И без того кулаки чесались. Но Риквейл, видимо, отличался превосходной интуицией, потому что еще раз посмотрел на Армана, что-то взвесил в уме и элегантно поклонился.

– В таком случае благодарю вас еще раз за племянницу. Вечного вам правления, льесс…

«И лучше бы тебе больше не попадаться мне на глаза», – подумал Арман, глядя на медленно закрывающиеся за Риквейлом двери.

Определенно, он был безнадежно влюблен. Иначе с чего бы хотел придушить Риквейла?

…А дни бежали. Сперва Арман отсчитал десять дней со смерти Вечной королевы. Он горько смеялся над тем, как она его провела, угрожая убить Витту. Да ничего она не приготовила и на десятый день ничего бы с Виттой не случилось. То были пустые угрозы, в которые он так наивно поверил.

Потом прошло еще десять дней. И еще. Месяц. И ни единого проблеска надежды от поисковиков.

Зато внезапно начались визиты придворных, тех самых, что раньше шептали вслед проклятия. Только теперь они раскланивались с такими сахарными улыбками, что у Армана челюсти сводило. И еще… Он даже не сразу понял, что происходит. Еще все они начали приводить пред его светлы очи своих дочерей. Чуть постарше или помоложе, блондинок, рыженьких, брюнеток. Повыше. Или пониже. Курносеньких или, наоборот, похожих на ворон.

– Да какого черта? – наконец не выдержал Арман, они как раз сидели с Сильеном за утренним кофе. – Зачем они их ко мне таскают?

Сильен пожал острыми плечами, посмотрел поверх очков в тонкой золотой оправе.

– Ну как зачем, Арман… Королю надобно жениться. Раз вы не озаботились восстановлением Оракула, это означает, что вечное правление прерывается и, соответственно, вам нужны наследники. Хотя бы один, чтобы было кому передать трон.

– Я не собираюсь…

– Но вы должны думать о королевстве, – мягко пожурил Сильен. – Кстати, моя племянница… Не хотите ли взглянуть?

Арман молча прихлебывал обжигающе горячий кофе и думал о том, что достаточно доверяет Сильену, чтобы сказать правду.

– Хотите начистоту? Ваша племянница, какая бы она ни была – кривая, косая, слепая или немая, была бы первой, на ком бы я женился, если бы…

– Если бы? – Сильен отставил белую чашечку и внимательно посмотрел на Армана.

– Если бы не льесса Кьенн. Вот на ком я женюсь, рано или поздно, когда найду.

И Арман на самом деле был в этом уверен. Он найдет Леону, сделает так, что она его простит. Вымолит прощение. И потом женится. Она будет его королевой и самым близким человеком. И тогда, быть может, они будут счастливы. Вдвоем.

– Не очень дальновидно, – Сильен покачал головой, – род Кьенн… Ну, так себе. Ничего примечательного. Ни денег, ни влиятельной родни. В вашем положении я бы посмотрел на кого-нибудь более…

– Нет, – Арман улыбнулся, – я ее найду. Я не хочу никого другого, дружище. Но, поверь, если бы не Леона, я бы женился на твоей племяннице. Клянусь.

Сильен промолчал, лишь бровь приподнял и продолжал пить кофе. Арман отвернулся к окну, наблюдая за игрой солнечных зайчиков на стеклах. Боже, как он соскучился! Истосковался по ее рукам, по теплым ладоням. Он бы хотел положить голову ей на колени и смотреть снизу вверх на острый подбородок, на бледные щеки, которые так легко покрываются легким румянцем, на золотистое облако волос…

Арман вздрогнул, когда в распахнутую дверь вбежал один из поисковиков, вскочил на ноги.

– Что? Говори!

– Ваше величество! – Совсем молодой еще маг, безусый паренек, запыхался и был красен как рак. – Ваше величество, мы засекли! Идемте, мы перекинем привязку на вас!

Арман зачем-то обернулся на Сильена, и ему показалось, что его первый министр чрезвычайно разочарован. Рот перекошен и костяшки пальцев, которыми он сжимал кофейную чашку, побелели от напряжения.

– Идем, – сказал Арман магу.

С Сильеном придется поговорить чуть позже. Когда он схватит Бранта и вытрясет из него, где прячут Леону Кьенн.

Все началось с того, что Леоне стало плохо. Ну, как плохо… Во время обеда дядя Орнелл принялся разворачивать промасленную бумагу, в которую был завернут кусок вяленого мяса, который до этого хранился в подвале. И мясо это так запахло, так ужасно запахло, что Леону просто вывернуло. Тут же, на стол, в собственную тарелку.

Увидев, насколько некрасиво и невоспитанно все вышло, она расплакалась и убежала в свою комнату, забилась в уголок. Слава богу, хоть здесь не было этого ужасного запаха, и желудок перестал болезненно сжиматься.

Леона сидела и слушала, как в соседней комнате ругаются дядя и Эрика, голоса сливались в противное карканье, да Леона и не пыталась разобрать слова. Потом все стихло. Она опасливо подняла голову, когда в комнату кто-то вошел, оказалось – Эрика. Леона обиженно всхлипнула. Наверняка сейчас будет визжать и ругаться. Вот дядя Орнелл никогда не кричал на Леону, а только смотрел так пронзительно-жалко, что Леона начинала невольно ему сочувствовать. Эрика выглядела недовольной и встревоженной, она подошла, присела на корточки рядом с Леоной.

– Как ты себя чувствуешь? – А голос-то какой вкрадчивый, обманчиво-мягкий, словно кошачьи лапки.

Леона смахнула слезы.

– Уже хорошо.

– А что ты ела утром? – все так же приторно поинтересовалась Эрика.

Леона растерянно принялась вспоминать. На завтрак у них был творожный сыр, яичница, хлеб и чай.

– И ничего больше ты не ела? – Эрика в сомнении потерла подбородок.

– Нет.

– Странно… Но сейчас тебя уже не тошнит?

– Да нет же, совсем нет, – честно сказала Леона. – Извините.

Ей показалось, что Эрика вздохнула. Она вообще выглядела подозрительно задумчивой – ну точно, какую-нибудь пакость замышляет. Леона уже привыкла, что от Эрики можно было получить и подзатыльник, и шлепок пониже спины, и болезненный щипок. Эрика вообще, как Леона сообразила, детей терпеть не могла. Что уж говорить о детях заколдованных.

– Иди умойся, – наконец сказала Эрика, поднялась на ноги и тихо вышла.

Поразмыслив, Леона отправилась в уборную и долго плескалась в тазу с водой. Она вспоминала, что ей уже было так же плохо, когда она объелась пирожных. Но сейчас-то она ничего не переела, так отчего же… Впрочем, чувствовала она себя вполне сносно и поэтому печалиться не стала.

День прошел, как обычно. На ужин они ели кашу, которую Эрика варила собственноручно и все вздыхала о том, как хорошо жилось во дворце, а теперь она вот должна как безродная заниматься приготовлением пищи.