ПереКРЕСТок одиночества – 2 - Дем Михайлов

В тот памятный день он убил одним выверенным ударом в меру крупного медведя и ощутил редкое для него чувство — эх, увидел бы кто насколько умел и удачлив охотник. Но свидетелем маленького подвига были лишь снежные утесы вокруг.

С помощью сооруженной ледяной горки, веревки, вбитой в толщу льда вертикальной самодельной лебедки-катушки и крепкого рычага, он умел взгромоздил тушу на свои грузовые нарты. Поспешно стронул их с места — пока не примерзли полозья. Медведь хоть и крупный, но по массе из разряда тех, что можно дотащить в одиночку до подножия холма — а вот там уже только по частям и наперегонки с вечно голодными снежными червями.

Впрягшись в постромки, он бежал на лыжах, большей частью глядя в небо, боясь пикирующей смерти. О медведях не волновался — за прошедшие годы выработалось невероятное чутье складывающееся из долгих наблюдений за этими зверьми и размышлений. Он давно уже знал какую тропу медведь предпочтет, как выглядят молодые сугробы наметенные вокруг отдыхающих зверей, какой рисунок чертят снежные черви, что всеми силами избегают встречи с пожирающим их хищником…

Андрей обогнул очередной холм и… остановился.

Прямо в снегу сидел не слишком тепло одетый старик и, подсвечивая себе крохотным фонариком, читал удерживаемую на бедре книгу. Рядом валялась небольшая совсем сумка, чуть дальше воткнута в снег одинокая лыжная палка.

Услышав шорох сминаемого лыжами снегами, незнакомец повернул голову, спокойно оглядел Андрея с ног дол головы и с извиняющейся улыбкой кивнул на свою книгу:

— До конца всего ничего осталось. А тут звонок свободы. Как здесь очутился, то подумал — а если помру вот-вот? Надо дочитать пока силы есть…

— Ага — кивнул не слишком впечатленный Андрей.

А чему впечатляться? Налицо шоковое состояние. Сам он эти слова не употреблял, услышал их от одной бабки, которую ему пришлось минут пять ловить, попутно собирая разбрасываемые ей вещи. Вопящая бабка приняла его за… она сама не знала за кого она приняла размытую фигуру облаченного в меха охотника. Просто заблажила и рванула прочь, падая через шаг, бросая через плечо какие-то вещи в жалкой попытке откупиться от привидевшегося ей монстра. Когда догнал и успокоил, она, то и дело поправляя очки, сидя на нартах влекомых им к Бункеру, смущенно пояснила — так, мол, и так шоковое состояние, а вы уж простите, молодой человек и не примите за паникершу, ведь она вполне сложившаяся смелая личность и вообще десять лет в школе учителем математики отработала.

Шоковое состояние…

Вот и тут оно… Старик освободился и… впал в прострацию от переизбытка чувств. Если не помочь — тут и помрет.

Так Андрей думал. Но ошибался.

Незнакомец потушил фонарик, хлопком закрыл книгу и легко поднялся, не забыв подхватить сумку. С широченной улыбкой протянул ладонь:

— Ахав. Погоняло Гарпунер. Лови пятюню. Не покажешь где здесь тепло и светло?

Все же не тронулся мозгами, понял Андрей. Раз про тепло и свет спрашивает — значит, котелок варит.

— Саша — его голос едва слышно дрогнул, когда он представлялся выдуманным именем — Я покажу дорогу.

— Сашок стало быть? — кивнул Ахав и, бросив взгляд на нарты за спиной охотника, добавил — Спасибо тебе. Слушай, Сашок, а ты в курсе, что Гошу Седова скормили ездовым собакам?

Каким бы бредовым не прозвучал вопрос, но Андрей знал на него ответ и спокойно сказал, поправляя чуть сползшую рукавицу:

— Не доказано. Поэтому миф.

— Вот как — прищурился старик — А что думаешь про него? Личное твое мнение о погибшем полярном герое… но только от души отвечай.

— Мое личное? — Андрей обвел взглядом высящиеся вокруг снежные холмы, глянул на остывающий жутковатого зверя на нартах и подивился тому, какие безумные речи они ведут посреди ледяной пустоши. Но все же ответил. — Амбициозный гордец и торопыга, отрезавший себе все пути назад. Но это я так думаю. Многие сочтут его великим героем.

— Красиво… красиво ответил — закивал Ахав и снова глянул на нарты — А это что за кашалот?

— Медведь здешний.

— Помочь тащить?

— На лыжах сподручней — отказался Апостол и, неожиданно для самого себя, добавил: — Меня на самом деле Андрей зовут.

— А я так и думал — кивнул Гарпунер — Хорошее имя Сашок — но не твое. А прозвище имеется?

— Там наверху Апостолом прозвали. По фамилии.

— Вот как. А чего такой молодой?

— Упал с крестом. Выжил.

— Пал значит? Стало быть — павший ты Апостол — расхохотался старик — Ну что? Покажешь путь? А то что-то подмораживает сраку…

— Куда отвести? В Бункер… или ко мне на чай сначала, чтоб согреться? — выдал Андрей еще одно внезапное предложение. Выдал и ошарашенно замолк — какого черта он творит?

— Давай чаи погоняем — согласился Ахав — Куда?

— Туда…

Так вот в берлоге Андрея впервые появился гость.

Гость званый, но все равно внезапный. Ахав задержался сначала на денек, затем на два… а затем прижился и стал не только верным товарищем, но еще и тем, с кем Андрея роднили общие темы — полярные исследования, хорошие книги, сильные личности прошлых времен.

Редко день проходил без хриплых упорных споров. На любого из исследователей прошлого они смотрели с разных сторон. В ком Андрей видел безусловного героя Ахав находил низменные корыстные стороны. Не оставаясь в долгу, Апостол с блеском развенчивал фигуру восхваляемую Ахавом.

Вскоре они начали вместе охотиться, заниматься собирательством — Ахав Гарпунер не желал быть нахлебником и показал себя способным учеником несмотря на возраст.

И снова они не вели счет прошедшим дням и неделям. Время просто текло мимо них и сквозь них, чутко прислушиваясь к их звучащим в погребенном под сугробами кресте речам. Смешно, но за прошедшие годы они почти не говорили друг о дружке, не выспрашивали. Андрей не таился, всегда был готов рассказать о своем прошлом, но Гарпунер не спрашивал, а о себе не говорил, отшучиваясь и давая себе странные прозвища вроде «портовый выпивоха», «бедовый родич поморов», «архангельским пьянчугой», «глупым монахом». Но при этом спиртного почти не принимал, хотя без табака жил трудно.

Ахав было очень стар. Но при этом крепок телом и духом. В первые годы это спасало. Но затем дух начал падать — шепот, проклятый шепот донимал Гарпунера. Он начал то и дело замирать, склонять седую голову на плечо и прислушиваться неведомо к чему. Менялось не только поведение. Менялось и отношение к шепоту. Если сначала он проклинал его и завидовал Андрею, что тот избавился от надоедливого потустороннего свербения в ушах, то позже уже огорчался, что его друг лишен такого чуда. Тогда-то Андрей и понял, что скоро он лишится Ахава — либо тот умрет, либо…

Случился второй вариант. Сначала Гарпунер впал в тоску, которую сам же у себя и выявил, обозначив как «зимняя тоска поморов». Позже тоска исчезла, сменившись горячечным возбуждением. Ахав метался по кресту, сверкал взглядом, что-то про себя прикидывал, подсчитывал на пальцах, то и дело выскакивал в тамбур и, закутавшись в меха, долго сидел в снежной пристройке, неотрывно глядя на Столп…