Без шума и пыли - Леонид Влодавец

— Все это очень печально, но при чем здесь я? — пожал плечами Вредлинский.

— Я абсолютно не в курсе твоих коммерческих дел, даже в благотворительном фонде, где ты пристроил меня президентом, а точнее, зиц-председателем, грубо выражаясь, ни хрена не смыслю. Откуда мне знать, какие у тебя были программы в «губернском городе N.»? Я даже не знаю, какой город ты под этим «N.» подразумеваешь!

— Я давал тебе свою визитную карточку? — перебив тираду Вредлинского, резко спросил Манулов. — Я говорил тебе, что ее надо беречь пуще ока?

— Да, конечно, — удивленно ответил Эмиль Владиславович. — При чем здесь это?

— При том, что именно твоя визитка каким-то образом попала к Василисе.

«Вот оно что!» Вредлинский вспомнил разговор, состоявшийся ровно год назад, и предупреждение Манулова: «Береги как зеницу ока. Посеешь где-нибудь второй не получишь».

— Неужели это так серьезно? — пролепетал он упавшим голосом.

— Это очень серьезно! Почти как утрата партбилета! — саркастически оскалился Манулов. — Где она у тебя лежала?!

— В столе… Послушай, а ты уверен, что это именно моя карточка? Ты ведь, наверно, не один десяток таких раздал?

— Емеля, — произнес Пашка тоном умудренного опытом старца, наставляющего молодого тупицу, — если говорю, что она твоя, значит, она твоя, и ничья больше. Все эти карточки имеют номера, которые при обычном свете не видны, но высвечиваются на инфракрасном детекторе. И у меня в компьютере есть полный список всех, кто имеет эти карточки. Значит, ты держал ее в письменном столе и даже не запирал на ключ?!

— Я не предполагал, что кто-нибудь может ее стащить…— расстроенно пробормотал Вредлинский. — У меня в том же ящике стола еще штук тридцать визиток лежит. В резной коробочке, я их на ребра поставил, как в картотеке, по алфавиту. Эта на вид ничем не выделяется…

— Вот это-то меня и смущает, дорогой мой! — прорычал Манулов. — Очень выгодно изобразить из себя лоха: дескать, положил в стол, решил, что и так сойдет, а стерва-горничная, подосланная врагами народа, стырила! Милая версия, очень удачная! Но только одно плохо сходится. Я лично не говорил Василисе, что эта карточка может, условно говоря, «двери открывать». Она вообще об этой карточке ничего не знала и не должна была знать. А вот ты, сукин сын, знал! На кого я еще могу подумать, кроме тебя?

— Не знаю! — простонал Вредлинский голосом умирающего Пьеро. — Ты сам рекомендовал мне принять эту девку, я у тебя ее не просил! Значит, ты сам плохо работаешь со своими кадрами, и нечего удивляться, что их перевербовывают.

— Опять хорошо придумано! — явно сдерживая себя, чтоб не врезать Вредлинскому по морде, заметил Манулов. — Но позволь мне и свое мнение изложить! А оно такое, что ты эту дуру послал в «город N.» специально, чтоб нас всех подставить! Не знаю, кто тебе это заказал, но только у меня есть чем это доказать.

Пашка выдернул из-под пиджака маленький диктофончик, положил на стол и включил воспроизведение. Должно быть, запись была запущена не с самого начала, потому что сперва прозвучал малопонятный обрывок фразы, произнесенной Василисой, при ответе на предыдущий вопрос, а дальше зазвучали слова, самым непосредственным образом касавшиеся Вредлинского:

»— Так, хорошо, — произнес незнакомый голос. — Значит, хозяин, у которого вы трудились служанкой, предложил вам немного подработать?

— Да, — отозвалась Василиса, и ее голос Вредлинский узнал тут же, — Эмиль Владиславович сказал, что я могу сверх зарплаты получить пятьсот баксов. Ну, я, конечно, подумала сначала, что он на это самое намекает… В смысле, чтоб я его ублажила как-то. А он говорит: «Ты не беспокойся, ничего похабного делать не придется. Просто надо съездить в один город, позвонить по телефону, который я тебе дам, попросить Евсеева Бориса Витальевича и сказать, что, мол, я из Москвы, от Павла Николаевича. После этого он назначит тебе встречу. Ты пойдешь туда и покажешь ему эту визитную карточку. Тогда он тебе передаст для меня маленькую посылочку с лекарством. Положишь ее в сумочку, привезешь мне и получишь пятьсот баксов…»

Манулов выключил запись, а Вредлинский возмущенно заорал:

— Это оговор! Никуда я ее не посылал! Эта шлюха врет самым наглым образом! Никаких лекарств я не заказывал и, кто такой Евсеев, знать не знаю!

— Молчать! — рявкнул Манулов. — Не визжи, как свинья! Говоришь, что ты Евсеева не знал? Смотри сюда!

И Пашка выложил на стол немного помятую цветную фотографию, на которой Вредлинский с ужасом увидел самого себя в обществе двух представительных господ, поднимавших бокалы на каком-то фуршете. Более того, Эмиль Владиславович почти тут же понял, что это не монтаж, а фотография с натуры, и даже припомнил, где она сделана, по некоторым деталям интерьера.

— Вот он, Евсеев Борис Витальевич! — Манулов с яростью ткнул пальцем в более молодого господина, стоявшего в три четверти к Вредлинскому. — А вот этот — постарше — бывший «смотрящий» по тамошней области! То есть главный пахан, «Godfather», «крестный отец» тамошней мафии по кличке «Дядя Вова». Вор в законе! А знаешь, где и когда это снято?! В подпольном порнотеатре, куда Дядя Вова возил тебя и Евсеева в 1997 году. Оттянуться решили, мальчики… Между прочим, эту фотографию ты дал Василисе якобы для того, чтоб она могла его узнать на месте встречи. На самом деле Василису, уже после того, как она назначила свидание Евсееву, должны были перехватить и убить, а фотография должна была послужить ориентировкой для киллеров. И все концы в воду, вот что славно! Василиса ничего не скажет, Евсеев ничего не скажет, и даже киллеры ничего не скажут, потому что их тоже убрали. Фотография-улика, естественно, уничтожается, господин Вредлинский остается чистым и честным, а вот господин Манулов, визитку которого находят рядом с трупом, попадает под внимание органов, и не МВД, а ФСБ, поскольку я американо-израильский гражданин — ЦРУ и МОССАД в одном флаконе! Даже если б мне удалось отмазаться, поскольку я ни на ЦРУ, ни на МОССАД никогда не работал, да и причастность к убийству доказать почти невозможно, — все мои дела в этой области летят к черту. А я, между прочим, под эти дела взял большой кредит. Меня даже убивать не надо — я становлюсь банкротом и иду на свалку бутылки собирать, чтоб не подохнуть с голоду, понял?!

У Вредлинского участился пульс, он почуял, что, даже если разъяренный Пашка его не убьет, есть хороший шанс помереть от инфаркта.

Впрочем, Манулов, как видно, вспомнил что-то очень важное. На его лице отразилась какая-то злая досада, он даже зубами скрипнул. Хотя Вредлинский и был сильно напуган, да и вообще не умел достаточно точно определять настроение людей по выражению лиц, на сей раз, он, кажется, угадал верно. Похоже, несмотря на полную убежденность Пашки в том, что Вредлинский играет против него, убивать бывшего однокашника он не собирался. Точнее, он сделал бы это с превеликим удовольствием, но ему мешало некое серьезное препятствие. Какое — Вредлинский не знал, но, как видно, покамест он нужен был Манулову живым и только живым.