Кости Авалона - Фил Рикман

— Какого человека?

— Который лежит там.

— Его имя?

— Больше ничего не знаю, Богом клянусь.

— Молись, если говоришь неправду.

— Это правда.

Коннетабль сильно пнул ее в бок. Полоса серебристого света из открытых дверей легла на его лицо, обнажив холодную ухмылку, похожую на глубокую рану, и мне показалось, что я видел его прежде.

Джоан тихонько стонала, но не поднималась с пола, пока коннетабли не вышли на улицу, хлопнув за собой дверью. Двое крестьян, наконец, отлипли от стены и спокойно вернулись на свои места, словно такое происходило здесь каждый день. Вполне возможно.

— У него лихорадка! — кричала с пола Джоан. — О, владыка Гвин, надеюсь, оба грязных ублюдка подцепят ее у него и сдохнут к утру!

Монгер помог ей подняться, и, встав на ноги, Джоан ощупала кончиками пальцев свой подбородок.

— Ладно, вроде ничего не сломали. Как по-твоему?

— Надо увидеться с Нел.

— Похоже, сегодня каждая сволочь хочет ее видеть.

— Так где же она?

— Не знаю, Джо. За городом. Ей хватает ума.

— Что им от нее нужно?

— Они мне сказали?

— Она не могла пойти проведать больного в «Джордже»?

— Почем мне знать? Он же из Лондона, так выпытают у него.

— Ясно. — Монгер повернулся ко мне. — Она не вернется домой. Если знает, что ее ищут, ни за что не станет подставлять своего отца. Джоан, где она может быть?

— Где моя выпивка? — ответила Джоан Тирр.

Больше не прикасаясь к скуле, она выпила залпом две кружки эля. Между тем на щеке и подбородке начинал наливаться зеленовато-багровый синяк, похожий в отблесках каминного пламени на грозовое небо.

Джо Монгер уговорил Джоан послать за ним в любое время, если она почувствует себя хуже после побоев. Кузнец расспросил ее о числе коннетаблей на улицах. По ее словам выходило, что их не меньше дюжины, и ожидали прибытия еще одного отряда из Мендип-Хиллз.

— Джоан могла посчитать одного человека трижды — с нее станется, — заметил Монгер. — В любом случае, все это плохо. Если бы кто-то из нас сейчас вмешался в драку, они сразу позвали бы подкрепление. Нас бы избили, взяли под стражу… здесь бы все разнесли в щепки.

Монгер кивком предложил выйти на свежий воздух. Я последовал за кузнецом, и, едва мы оказались на улице, яркий свет ослепил глаза, заставив нас поморгать. Торговые палатки уже спешно сворачивались, товар грузили на телеги.

На улице царила почти полная тишина. Монгер огляделся по сторонам.

— Это Файк. Он давно искал предлог выступить против… тех, кто поклоняется камням и звездам.

— Червяков, — сказал я.

— Что?

Я покачал головой.

— Так если коннетабли пошли в трактир?..

— Ерунда, — ответил Монгер. — Ковдрей все уладит. Когда они узнают, что больной, которого лечила Нел, из Лондона, они вернутся назад. Не станут связываться со слугой короны.

Обращение коннетаблей с Джоан Тирр казалось мне отвратительным, и я почувствовал за собой вину за то, что сообщил Файку, где я видел в последний раз Мартина Литгоу. Судья ухватился за факт, что Элеонора Борроу была в тот момент со мной. Я рассказал Монгеру о том, что произошло между Нел Борроу и Файком на вершине холма.

— И больше вы не видели ее?

— Позже пытался ее разыскать, но…

У меня на душе скребли кошки. И все-таки что позволяло Файку подозревать, будто женщина могла совершить такое злодейство с Мартином Литгоу?

— Мастер Монгер, за что Файк повесил мать миссис Борроу?

— Это он вам сказал?

— Ничего толком не объяснив.

Монгер зашагал на противоположную сторону улицы.

— Здесь не Лондон, — ответил он. — Тут все гораздо проще.

Решив разузнать об этом подробнее, я последовал за кузнецом вниз по холму, сквозь редеющую толпу. Мы шли к центру города. Кузнец держался ближе к монастырской стене.

— Куда вы идете? — спросил я, когда ворота аббатства остались позади нас.

Монгер показал на новую церковь в нижней части города — невысокую и с колокольней куда более скромной, чем у церкви Святого Иоанна. Я поравнялся с кузнецом. Небо над нашими головами казалось теперь шершавой козлиной кожей, туго натянутой на барабан.

— Расскажите мне о Файке, кузнец.

— Я плохо знаком с Файком.

— Разве он не был монахом аббатства в одно время с вами?

— Это еще не значит, что мы друзья. Аббат был очень доволен, что я много работаю в кузне. Обычно я виделся с другими монахами только во время молитвы. За молитвой монахи много не говорят.

— Теперь он протестант.

— Или находит полезным казаться таковым для других. При прошлой королеве, когда появилась надежда получить деньги на восстановление монастыря, он снова стал добрым католиком. Подозрительно часто меняет свои убеждения, знаете ли.

Мы свернули в узкую улочку за церковью. Дома здесь имели жалкий вид, однако под ногами было на удивление сухо — в Лондоне сливные канавы сейчас были бы полны нечистот.

— Файк предложил монахам преподавать в колледже, — сказал я. — Вас пригласили?

— Разве им нужен кузнец? — фыркнул Монгер. — Кстати, монахов из нашего аббатства в Медвеле совсем не много. В основном пришлые из других мест — образованные. Тяжеловесы. Файк зовет их божьим воинством. Против зла более древнего, чем христианство.

— Против зла? Джоан Тирр и ее эльфов? Лозоискателя, который раздвоенным прутиком находит воду? Стоит ли Файку бояться этих людей?

— Почему вы думаете, что это страх?

— Поверьте мне на слово, — ответил я. — Всегда только страх.

Тем временем мы подошли к дому, что стоял в конце улицы, рядом с церковью. Он был больше и лучше других, с промасленными деревянными перекладинами стен. В дверях стоял пожилой седоволосый мужчина в чистом полинялом переднике и ермолке цвета старого пергамента.

— Значит, они побывали здесь, — сказал Монгер.

Сжав губы, старик ответил едва заметным осторожным поклоном.

— Сколько их было, Мэтью?

— Трое. Включая самого Файка.

Голос старика был сухим, словно пепел; бледное, напряженное лицо; встревоженный взгляд.

— Но они не застали Нел дома?

— Должно быть, она рано ушла, Джо. Не знаю куда.

— Но вчера вечером она была дома?

— Не знаю… — Плечи старика обвисли. — Я вернулся домой очень поздно. Надо было принимать роды на ферме под Батли. Женщина рожала двойню, и мне пришлось резать, иначе младенцы умерли бы вместе с матерью. Я думал, что Нел уже спит, когда вернулся вчера. А потом… она ушла раньше меня.