Печать султана - Дженни Уайт

Она кивает и вытирает слезы.

— И никуда не ходите без сопровождения.

— Я не хочу быть пленницей в своем доме. — Она в упор смотрит на него, крепко сжимая кулаки. — Я этого не вынесу.

— Ну разумеется, — говорит он. — Вы вольны выходить на улицу, Сибил-ханум. Только, умоляю вас, не гуляйте одна. Так будет безопасней.

Она кивает и отворачивается.

Камиль стоит у двери, держась рукой за медную ручку, и внимательно смотрит на девушку.

— Я не злюсь, а всего лишь беспокоюсь за вас. Вы предоставили мне очень важную информацию. Большое спасибо.

Паша быстро идет через сад. Жара съела туман, вместо него в воздухе повисла пыль, поднимаемая животными и тележками. У ворот он сплевывает песок, накопившийся во рту.

В последующие дни старуха больше не разговаривала со мной, только объявляла, что еда готова. Я понимала ее и ни в чем не винила. Она считала, что приютила у себя порядочную девушку, которой грозит смертельная опасность, и вдруг поняла — ее дом стал местом прелюбодеяния. Я улыбалась, забирала пищу и уносила в свою комнату. Так было лучше для нас обеих. Мое присутствие она терпела только ради сына.

За исключением узкой полоски света, пробивавшейся в щель между ставнями, комната полностью была погружена во тьму. Мне не удавалось читать книги и журналы, которые приносил Хамза. Однако темнота не стала моей темницей. Напротив, именно в ней я почувствовала себя свободной. Я купалась в ней, как в пруду Шамейри, где впервые ощутила свое тело. Я только сожалела о том, что мама, папа и дядюшка Исмаил беспокоятся обо мне. Но Хамза обещал сообщить Исмаилу-ходже о том, что со мной все в порядке.

Находилась ли я в безопасности? Я больше не понимала, что это значит. Когда человек должен принести жертву, чтобы чувствовать себя спокойно? В темноте мне вспоминались стихи Фузули:

Старуха что-то подозревает. Ее лицо постоянно напряжено, выдаются сухожилия на шее. Она не отвечает на мои вопросы и впадает в молчаливую ярость. Может швырнуть фаршированные рисом перцы в мою сторону. Вялость, владевшая моим сознанием всю прошлую неделю, покинула меня. Я оставила еду на тарелке и вернулась в комнату, закрыв за собой дверь. Сидела на стуле у кровати. В комнате темно, хоть глаз коли. Не отбрасывая даже тени, я лишь сосуд, созданный руками Хамзы. Слез нет. Опасность подстерегает меня на каждом шагу.

Наконец слышу голос Хамзы за дверью. Хозяйка возится с замком. Хамза вошел в комнату и положил на полку тюрбан. Старуха говорит:

— Мой сын пропал. — Она стоит, прислонившись спиной к двери, теребя красными руками фартук. — Перестал ходить на работу. — У нее слабый, усталый голос человека, потерявшего надежду. Она приводит в порядок воспоминания, чтобы не потерять будущее. — За пятнадцать лет он не пропустил ни одного дня. На моего сына всегда можно было положиться.

Хамза садится на диван.

— Шимшек мертв, — наконец говорит он.

Сначала она никак не реагирует на его слова.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Он устало пожимает плечами.

Старуха начинает трястись. Она не издает ни звука, слезы не выступают из ее глаз. Я плачу вместо нее. Хочу обнять ее, но при моем прикосновении она сопротивляется, из хрупкого горла с обвисшей кожей раздается хриплый крик.

Хамза встает и держит руками ее худые плечи.

— Мадам Девора, успокойтесь. Пожалуйста. Прошу вас.

Мадам Девора. Я впервые слышу ее имя. Она смотрит на меня из-за плеч кузена своими красными глазами.

— Будь проклята!

Я отвожу взгляд. Тяжело сознавать, что я стала причиной такого непоправимого несчастья. Меня обуревают ужасные чувства. Мысли путаются, страшные воспоминания обрушиваются на меня. Следует ли действовать или стоит еще подождать? Что же делать? Что предпринять в данный момент? До меня постепенно доходит, что я не только выпала из общества и своего времени, но что и назад-то у меня пути нет. Я вижу лишь тень, брошенную мною на всю семью.

Старуха хватает Хамзу за руку и плюет на пол.

— Убери ее отсюда, — говорит она, указывая на меня.

— Я буду делать то, что считаю нужным, — отвечает он. — Отпусти меня.

Я иду в свою комнату, достаю ферадж и чадру и кладу их на диван. Больше у меня ничего нет. Хамза стоит у открытого окна и выглядывает сквозь шторы.

— Я разговаривал с твоим дядей, — обращается он ко мне, не отрывая глаз от улицы. — Он сказал, что тебе надо возвращаться в Шамейри.

Он поворачивается и впервые смотрит мне прямо в глаза. Тень ложится на его лицо. Рукава его рубашки порваны.

Я прикасаюсь к его руке:

— Ты выглядишь усталым, Хамза. Тебе нужно отдохнуть.

Мы слышим голос за дверью. Мужчина говорит с теми же интонациями, что и старуха.

— Мадам, нам нужно поговорить с вами. Очень срочно.

Сосед? Я чувствую, как напрягается Хамза. Он походит на зверя, который ищет пути к отступлению.

Голос звучит тихо, однако в воображении я уже вижу соседей, прильнувших к дверям и жадно ловящих каждое слово. Старуха сидит на диване в дальнем углу комнаты. Я подхожу к двери и прикладываю к ней ухо. Слышу дыхание человека по ту сторону. Дергаю задвижку, но Хамза подлетает ко мне и хватает за руку. Он тащит меня назад, и в этот миг раздается треск. Дверь подается вперед, засов слетает, и в комнату врываются двое мужчин. Один небольшого роста и плотный, другой худой и подвижный. Именно к первому я сразу же прониклась недоверием. Так люди инстинктивно шарахаются от змей, даже еще не поняв, что перед ними. Хамза хватает меня сзади за талию и тянет к окну. Ничего толком не понимая, я сопротивляюсь, вырываюсь из его рук, и он наконец, выругавшись, отпускает меня. В окне вспыхивает белый свет. Высокий человек бросается через всю комнату и хватает меня.

— Он там. — Он указывает на окно, и коротышка устремляется вниз по лестнице со скоростью, которую трудно представить при его весе. — С вами все в порядке? — Высокий ведет меня к дивану. — Садитесь, пожалуйста. Не волнуйтесь. Теперь вы в безопасности.

Я киваю, вся дрожа.

Он подходит к старухе и садится на корточки возле нее.

— Вы пришли рассказать о моем сыне? — спрашивает она чуть слышно.

— Что с вашим сыном?

Она не отвечает, и человек вопросительно смотрит на меня.

— Сын мадам Деворы умер, — объясняю я.

Какое-то время он смотрит на меня своими зелеными глазами, как бы определяя, кто я такая.