Айза - Альберто Васкес-Фигероа

Однако Айза была против.

Ей очень понравилась идея построить корабль, поскольку ее самой большой мечтой было, чтобы братья вернулись в море (и как знать, может, когда-нибудь все вместе они вернутся на Лансароте), однако она категорически отказалась от того, чтобы корабль носил ее имя: мол, это только навлечет на него несчастья.

— Не хочу, чтобы его заполонили покойники, — сказала девушка с улыбкой. — Думаю, ему больше подходит наше семейное прозвище «Вглубьморя».

— Хорошо, — согласился Асдрубаль. — Мне нравится имя. Он будет называться «Вглубьморя». — Он повернулся к брату: — Согласен?

— Согласен, — отозвался Себастьян. — Хотя, если принять во внимание то, что мы собираемся строить его за тысячу километров от моря, возможно, следовало назвать его «В глубине суши». Теперь нам осталось только получить разрешение Селесте… — Он сделал паузу. — И его построить.

Селесте Баэс дала добро и предоставила в их распоряжение помещения, инструменты и всю годную древесину, которую они найдут на территории имения, хотя сразу предупредила, что, если она должна быть очень сухой, пусть поторопятся, чтобы успеть до дождя.

— Я помогу вам с пикапом, — сказала она в заключение. — Скоро мне надо будет возвращаться в главную усадьбу, чтобы не подвергать себя риску застрять по дороге, но до отъезда я буду вам помогать.

— Рядом с рощей мориче, что на границе с «Моррокоем», валяется огромное бревно — там, наверно, когда-то было озеро, — заметил Себастьян. — Я однажды сидел на нем, когда меня сбросила лошадь. Из него получится отличный киль.

— На рассвете отправимся за ним.

— Не думаю, что пикап сможет его перетащить.

— Что-нибудь придумаем.

Они придумали, и это был длинный и утомительный рабочий день: ветер практически сбивал с ног, жара была как в печке, а желтая и назойливая пыль щекотала горло, заставляла слезиться глаза и забивалась в уши и ноздри.

Пришлось навалиться всем миром, задействовать восемь лошадей и выжать все что можно из пикапа, чтобы вытащить гигантское бревно почти двадцатиметровой длины, застрявшее в земле, и перевезти его черепашьим шагом на то место, которое было выбрано для строительства навеса.

Асдрубаль особенно проникся новой идеей и, начиная с того момента, когда он взялся за дело, прямо на глазах стал другим человеком, словно его безграничная работоспособность вдруг проявилась, когда дело коснулось строительства корабля, на котором семья собиралась отправиться вниз по реке — к морю!

Он снял рубашку, и его мощный торс и руки, красивые и мощные, вновь поразили Селесте Баэс. Она не раз останавливалась, поглощенная созерцанием того, как работает каждый мускул этого тела, которое казалось сделанным из стали; одной-единственной рукой этот богатырь с квадратной челюстью смог бы укротить самого строптивого и дикого жеребца.

Казалось, его ничего не останавливало: ни ураганный грохочущий ветер, ни назойливая слепящая пыль, ни солнце, угрожавшее растопить мозги. Пот стекал по его волосатой груди и бычьей шее, а он не обращал на это внимания, увлеченный мыслью, что у него скоро появится киль нового судна.

Казалось, дух деда Езекиеля, в последнее время блуждавший вдали, «потому что сбивался с пути в этих саваннах», неожиданно вернулся, словно хотел понаблюдать до мельчайших деталей за рождением шхуны — близнеца той, которую он сам построил столько лет назад. Айзе удалось его увидеть: он прислонился спиной к мерею[57]и с одобрением оглядывал замечательный ствол хабильо[58], которому предстояло так же отважно бороздить волны, как и тому, который он однажды нашел на Роке-дель-Эсте, и целой флотилии шаланд пришлось перевозить его на пески Плайа-Бланка.

История повторялась, и Вглубьморя, рыбаки с самого основания рода, заложив новый корабль — тот, что однажды доставит их к морю, которое им никогда не следовало покидать, — возвращались к своим истокам.

Это означало начать все заново, восстать из пепла, докопаться до самых своих корней и нащупать точку опоры, которой им не хватало с того момента, когда «Волчий остров» пошел ко дну, увлекая за собой Абелая Пердомо, который до того был неоспоримым главой семьи.

На закате, когда на несколько мгновений переменился ветер и солнце, поливавшее огнем равнину, устроило себе передышку на ночь, Асдрубаль уселся на ступеньку крыльца недалеко от деда, хотя и не мог его видеть, и погладил руку матери, стоявшей рядом.

— Это будет замечательный корабль, — сказал он, не сводя взгляда с бревна, которое словно было наделено собственной жизнью. — Корабль, способный пересечь океан, возвращаясь на Лансароте.

Аурелия вспомнила, как они с мужем занимались любовью прямо у штурвала «Волчьего острова», когда во время их свадебного путешествия он повез ее ловить рыбу к берегам Мавра, и кивнула в знак согласия, гладя курчавые волосы сына.

— Очень красивый! — сказала она. — Самый красивый корабль, который когда-либо был построен в сердце венесуэльских льянос.

Пыль стала еще плотнее, потому что огромная туча, поднимавшаяся к небу, двигалась против ветра. Это было совершенно необъяснимое явление, только они его не замечали, пока Селесте не прекратила работу — она забивала длинные гвозди, чтобы закрепить кровлю навеса, — и с вершины лестницы не указала на юг.

— Что там такое, Акилес? — спросила она. — Похоже на скот.

Старик управляющий прищурился, вглядываясь в даль, и наконец подтвердил хриплым голосом:

— Это скот, детка. Или я мало что смыслю в быках, или сюда направляется по меньшей мере три тысячи животных.

— А что делают три тысячи голов на моих землях? У нас здесь никогда столько не было.

— Может, они следуют мимо, — встрял в разговор Себастьян.

— Мимо? — удивилась льянеро. — Даже самому глупому похитителю скота не придет в голову перегонять быков по саванне в такую сушь и пыль. Стоит только зазеваться, и они разбредутся кто куда, и у него не будет другого выхода, кроме как отправиться на поиски немногих оставшихся аж в Колумбию. — Селесте бросила взгляд на Акилеса Анайю и махнула молотком вдаль: — Дуй туда и скажи тому, кто бы это ни был, чтобы сворачивал на запад.

Не прошло и трех минут, как старик оседлал лошадь и поскакал галопом. В тот же момент всадник, который был направляющим, в свою очередь отделился от стада и помчался ему навстречу на огромном мраморном коне.