Убийство в состоянии аффекта - Фридрих Незнанский

От таких размышлений настроение Павла Ильича окончательно испортилось. «Упустил парня, – с горечью думал премьер-министр России, – даже не заметил, как упустил…»

Кроме того, предстоящая встреча с Максимом зарождала в душе Разумовского самые тяжелые предчувствия. Премьер-министр не любил ездить к сыну, так как эти визиты обычно заканчивались скандалом. Повод всегда был один – Разумовский пытался направить своего бесшабашного отпрыска на путь истинный, а тот только пренебрежительно отмахивался от отца фразами типа:

– Отец, не учи! Я так живу – мне нравится.

– Совесть у тебя есть? – бушевал Павел Ильич. – Ты, взрослый мужик, бездельничаешь, на мои деньги живешь! Я же не деньги жалею, мне за твою судьбу страшно!

– Скажем так, батя, только малая часть из тех денег, на которые мы живем, действительно твоя, остальные вы у российского народа воруете. Простой рабочий люд обуваете, – хихикал Максим.

– Не ерничай! Не смей! Я всего сам добился: и денег, и положения своего. Мне мамы-папы не помогали. Я из такого дерьма вылез, которое тебе и не снилось. А ты, мальчишка, сопляк! Отца критикуешь. Да где бы ты был сейчас, если бы не я? В тюряге бы сидел давно, и то в лучшем случае, – багровел от злости и хватался за сердце Разумовский.

Тут Максим переставал насмехаться, тащил валокордин, отпаивал отца, и тот, размякший, заканчивал неприятный разговор, оставлял сыну внушительную сумму денег и уезжал.

В этот раз Разумовский заранее готовил себя к визиту к сыну. Он обещал себе, что сегодня не сорвется, как обычно, на скандал, не будет учить Максима жить. Сейчас у него совсем другая цель, ему предстоит серьезный разговор с сыном. Теперь его действительно нужно вытаскивать. Иначе, еще немного, и его арестуют. Что-что, а служба информации у премьер-министра России работала исправно…

Но как только машина остановилась возле высокого железного забора, укрывавшего дом сына от внешнего мира, Павел Ильич понял, что никакое самовнушение на него не подействует и сейчас разразится очередной грандиозный скандал. Даже перед воротами были видны и слышны приметы развеселой жизни. Музыка орала так, что в машине Разумовского дрожали стекла, судя по всему, у Максима были гости. И причем в таком количестве, что их машины не уместились в подземном гараже на восемь мест и рядком выстроились вдоль забора. Полуголые парни и девицы бродили по участку, не обращая никакого внимания на вновь прибывших. Газон сплошняком был усыпан пустыми бутылками из-под спиртного. Кое-где отдельные парочки занимались любовью, не стесняясь посторонних глаз. Сына среди пирующих не было. Шофер вышел из машины и удивленно присвистнул:

– Ну и ну, вот это вечеринка! Павел Ильич, давайте я с вами пойду. Смотрите, они датые все, обдолбанные какие-то, не дай Бог, случится что.

– Не лезь не в свое дело! – зло прикрикнул Разумовский. – Ступай на кухню, кофе себе свари или поешь что-нибудь. Я скоро.

Саня, аккуратно обходя бесчувственные тела, лежащие прямо на траве, поплелся выполнять приказание хозяина. Сам Разумовский, сжав кулаки, тоже двинулся в сторону дома.

– О, какой к нам мужчинка приехал! – какая-то пьяная деваха вцепилась Павлу Ильичу в рукав. – Куда же ты так бежишь, милый? Поговори со мной, – она громко захохотала и затянула пьяным голосом:

– «Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная, вся душа полна тобой, а ночь… А ночь такая лунная!…»

Разумовский с трудом расцепил цепкие пальцы и с силой оттолкнул ее от себя.

– Дядя, ты чего? – оторопела девица. – Ты чего женщине грубишь? Кость! Иди сюда, – крикнула она кому-то, – тут дурак какой-то пристает. Он мне ноготь сломал. И рожа у него какая-то знакомая, где-то я его видела.

– Сейчас разберемся, – из-за стола, стоявшего неподалеку, поднялась мужская фигура и стала приближаться к Павлу Ильичу и девушке. Разумовский узнал в ней Константина, бывшего однокурсника сына.

Подойдя ближе, тот изменился в лице и чуть слышно пролепетал:

– Здравствуйте, Павел Ильич.

Затем, обращаясь к девушке, зло бросил:

– Пошла вон отсюда, идиотка. Скройся, чтобы я тебя не видел.

– Совсем мужики очумели сегодня, – пробормотала та и, шатаясь, побрела к бассейну.

– Костя, что здесь творится? Ты мне можешь объяснить? – укоризненно спросил Разумовский. – И где Максим, почему я его не вижу?

– Павел Ильич, понимаете, у друга нашего день рождения. Мы вот здесь собрались отпраздновать. А Макс в доме, наверное, я сейчас его найду.

– Да нет уж, спасибо, я сам справлюсь.

Выйдя из здания тюрьмы, Гордеев привычным жестом бросил папку с бумагами на заднее сиденье. Потом передумал и положил бумаги рядом с собой. Потом – упаковал папку в кейс, а кейс спрятал под сиденье. Стало немного легче. Гордеев поежился. Просто прохладно. Да нет – было бы сейчас на улице плюс тридцать пять – все равно, наверное, знобило бы. Нервишки. Может, действительно на покой пора? В неполных-то сорок лет? Нервы нервами, а чушь-то нечего городить.

Интересно, сколько бы заинтересованные люди дали за эту папочку, которая лежит сейчас под сиденьем автомобиля частного адвоката Гордеева? Полностью, от начала до конца, в несколько приемов записанный обстоятельный рассказ обычного сотрудника научно-исследовательского института Владимира Коробкова. Преступление и наказание. Роман в восьми частях с эпилогом. Посильнее, чем «Фауст» Гете. Бомба, а не показания обвиняемого. Конечно, сюда неплохо было бы присовокупить те самые материалы «наружки», которые изобличали Мелентьева и Разумовского… Ну, положим, Мелентьеву уже все равно (Царствие ему небесное), а вот Разумовский… Да еще и его отец.

Конечно, сначала надо выяснить, что там с этими злополучными нефтяными предприятиями… В том, что эти документы необходимо как можно скорее разыскать, причем вне зависимости от желания их владельца, Гордеев не сомневался. В конце концов, если Максим Разумовский виновен в финансовых махинациях, он должен быть изобличен.

Только вот, как найти эти документы? Коробков, ясное дело, ничего не скажет. И его понять можно. Значит… Искать их самому? Не имея ни концов, ни зацепок? Нереально…

Гордеев вздохнул. Что делать? Извечный русский вопрос встал перед ним во всей своей непрошибаемой безнадежности.

«Безвыходных положений не бывает… – твердил про себя Гордеев, – Не бывает… Раз где-то хранятся документы, значит, их можно найти. И ты должен найти их, Гордеев, во что бы то ни стало. Ты ведь бывший следователь…»

На слове «следователь» мысли Гордеева запнулись. Он вспомнил, что уже давно ищет не улики, а способы оправдания своих клиентов. Значит, потерял квалификацию следователя…

«Если я потерял квалификацию следователя, – внезапно подумал Гордеев, – значит… надо обратиться к тому, кто такую квалификацию имеет. И такой человек есть! Это Александр Борисович Турецкий! Вот кто сможет найти эти документы!»