Потаенные места - Кэтрин Уэбб

Поминки устроили в столовой, где длинный стол был заставлен холодными блюдами, но люди выходили в гостиную и комнату для завтраков, чтобы найти место, где присесть. Клара Гослинг и Флоренс получили дополнительную помощь из Биддстон-Холла от Маккинли в виде двух девушек с каменными лицами, в хрустящих от крахмала передниках, которые выглядели слишком шикарными для деревенской фермы. Они уносили грязные бокалы, приносили чистые, подкладывали на подносы пироги с начинкой и птифуры, а затем предлагали их гостям, которые все меньше и меньше стремились соблюдать траурную тишину, – по мере того как пустели рюмки хереса. Ирен стояла там, куда ее поставили, и принимала соболезнования от людей, большинство из которых были ей незнакомы. Ирен не ела и не пила весь день, – впрочем, она и сейчас не взяла в рот ни крошки, отчего вскоре у нее возникло чувство знакомой легкости, которая обычно появлялась после долгого голодания. Повинуясь ему, она забыла об окружавшей ее толпе и на время мысленно перенеслась туда, где ей никто не досаждал и от нее ничего не требовалось. В какой-то момент перед ней возникла Кора Маккинли и вывела ее из оцепенения. Обычно оживленное лицо Коры было застывшим и изборожденным морщинками, отчего она выглядела старше своих лет.

– Что вы теперь будете делать? – спросила она, но Ирен не нашла что ответить. – Полагаю, вы все распродадите. Реализуете, так сказать, свои активы. И предадитесь какому-нибудь новому приключению. – Ее голос звучал хрипло; во время своей тирады Кора все время перемещала рюмку с хересом из одной руки в другую.

– Я не знаю, что я буду делать, – произнесла наконец Ирен, но ее ответ, казалось, разозлил Кору.

– Ну, я полагаю, у вас теперь достаточно времени, чтобы подумать об этом. – Она на мгновение опустила голову и посмотрела в пол. – Отец говорит, что смерть Алистера одна из тех ужасных вещей, которые порой случаются. Однако мне сложно отказаться от мысли, что все происходящее закономерно и каждое событие либо вызвано предыдущим, либо вытекает из него, – проговорила Кора, ее глаза заблестели, и в этот момент сзади подошел Чарльз, ее брат. – Алистер выжил на войне, женился на вас, привез вас сюда, а потом был убит. Это чертовски странное совпадение, не так ли? Возникает вопрос: а случилось бы последнее, если бы не произошло первое? Не остался бы он в живых, если бы вы никогда здесь не появились? Если бы он никогда не встретил вас?

– Кора, довольно! – прервал сестру Чарльз и взял ее за руку. Она вырвалась и убежала, закрыв лицо ладонями.

– Никто так не думает, Ирен, – примирительно сказал Чарльз, избегая встречаться с ней взглядом. – Кора просто расстроена. Мы очень сожалеем о вашей утрате.

– Так считают все, – тихо произнесла Ирен. Чарльз наконец посмотрел на нее. Его лицо было печально. – Она лишь озвучила то, в чем все уверены. Разве не так? Все полагают, что я в чем-то виновата.

– Ирен… люди просто не понимают, вот и все. Они не могут взять в толк, почему вашего мужа не стало, и горе не лучшая подруга логичности.

– Я тоже этого не понимаю, – отозвалась Ирен. – Не понимаю!

– Дорогая, вам следует думать только о том, как пережить эти черные дни. В этом вам должны помочь мысли о том, как сильно Алистер вас любил. Я никогда не видел его счастливее, чем в тот день, когда он приехал из Лондона и сообщил, что вы приняли его предложение. Он сразу помолодел на много лет. Снова казался мальчиком, поймавшим самую большую рыбину в пруду моего отца. – Чарльз посмотрел на свои ноги, и его печаль стала почти осязаема. – Это странная вещь, ошибки тут нет, – пробормотал он и пожал ей руку, прежде чем отойти.

Он не пригласил ее навестить их и не предложил приехать еще раз, если ей потребуется компания. Теперь, когда Алистера не было в живых, Ирен сомневалась, что снова увидит кого-нибудь из Маккинли.

Мимо нее проплывал поднос с бокалами кларета. Ирен протянула руку, взяла один из них, пригубила и почувствовала восхитительное тепло, когда вино достигло пустого желудка. Затем она покинула комнату – так незаметно, как только сумела. Ирен не могла заставить себя пойти в спальню, где Алистер провел так много ночей, прежде чем она вошла в его жизнь. Ее не покидало странное чувство, будто она тоже начинает винить себя в смерти мужа. Ирен вспомнила о странных ощущениях, которые не раз посещали ее на Усадебной ферме. Она словно что-то предвидела. Ирен ломала голову, ища связь между этими ощущениями, какие-то предупреждающие знаки, которые она пропустила. Она вспомнила странную реакцию Таннера на старую куклу и заявление мамаши Таннер о том, что грядут перемены. Она вспомнила темноту, которая окружала Хилариуса, и непоколебимую твердость его взгляда. Растерянная, Ирен прошла в кабинет мужа, где висели семейные портреты Хадли, и на секунду почувствовала благословенное облегчение одиночества. Она закрыла за собой дверь и сделала долгий выдох, выпустив воздух, который, казалось, скопился в груди, и только тогда увидела Нэнси, молча стоявшую перед портретом брата-близнеца, отца Алистера. Она смотрела на него напряженным, полным горя взглядом, как будто надеялась, что человек на полотне оживет и даст ей некоторое утешение. К Ирен сразу же вернулось ощущение тягостной реальности происходящего, она подумала о том, чтобы незаметно выскользнуть из комнаты, но в этот миг Нэнси повернулась и увидела ее.

– Ирен, – произнесла она, явно недовольная тем, что ее потревожили.

– Простите, Нэнси. Я не знала, что вы здесь. Сейчас я уйду.

– Не нужно делать этого из-за меня, – тихо сказала старая женщина, вновь обращая взор к брату. – Там царит ужасная атмосфера, не так ли? Все эти люди притворяются скорбящими и без конца запихивают еду себе в рот. – Она метнула в сторону Ирен ледяную улыбку. – Не то чтобы они не испытывали добрых чувств к Алистеру. Но не всякая любовь может обратиться в истинное горе. Вам так не кажется?

– Вы правы, – ответила Ирен, зная, что Нэнси имеет в виду и ее тоже. Ирен посмотрела на портрет старшего Алистера и снова обратила внимание, насколько походил на отца ее муж. Тот же рост, стать и выражение лица, тот же огонек в глазах, те же губы, всегда готовые расплыться в улыбке. – Он был похож на своего отца? – спросила Ирен.

Нэнси глубоко вздохнула.

– Внешне очень, – подтвердила она. – Особенно когда стал постарше. В последние годы он поразительно его напоминал. Казалось, мой брат воскрес из мертвых. Я почти забывала, что это два разных человека. Почти, но не совсем. – Она беспокойно осмотрелась по сторонам. – Мы с братом были вместе еще в материнской утробе. Так что теперь я чувствую его отсутствие, куда бы ни пошла, что бы ни делала.

– Как он умер? Я имею в виду отца Алистера.

– У него была одна черта… Я назвала бы ее безрассудством. У моего племянника она тоже имелась, но это было не так заметно, и я делала все возможное, чтобы оградить его от самого себя. Но у брата не было страха вообще. Верней, он любил страх. Ему нравился азарт опасности. Глупые ставки, глупые деловые сделки, глупые связи. Когда мы были детьми, во время одной поездки на море он прыгнул в воду с высокой скалы, на которую никто даже не пытался подняться. Оказывается, он поспорил с друзьями. Глупый мальчик. Сломал лодыжку, когда упал в воду, но ему было все равно, потому что он выиграл пари. Всегда скачки, всегда восхождения, всегда азартные игры. Он всегда рисковал. То деньгами, то жизнью, то репутацией… Он изменился, когда стал постарше. Добрая сторона его характера вышла на передний план. Но устоять перед соблазном заключать пари он не мог. Брат погиб, когда мчался верхом наперегонки с другом из Чиппенхема в Лакок[68]. Они устроили гонки по бездорожью. Ульгат[69], новый гунтер Роберта, рослый вороной скакун, сильный, как бык, против гнедой кобылы Алистера. Легкой, сложением скорей напоминающей чистокровку, а потому не слишком выносливой на пересеченной местности. – Нэнси умолкла, словно вглядываясь в представшую перед ней картину из прошлого. – Это было чистое безумие. Они не думали о дороге, не обращали внимания на живые изгороди на своем пути. Лошади были молодые, земля мокрая, а расстояние слишком большое. Как рассказывал впоследствии Роберт, они взяли изгородь бок о бок и не увидели канаву на противоположной стороне, а потом было уже слишком поздно. Обе лошади упали. Роберт свалился удачно и только ключицу сломал. Алистер попал под свою кобылу, и та его просто раздавила. Лошадь потом пришлось пристрелить, а Алистер умер прежде, чем кто-либо успел оказать ему хоть какую-то помощь.