Прогулки по Парижу с Борисом Носиком. Книга 1: Левый берег и острова - Борис Носик

А чуть выше глядится в воды старый деревянный ресторанчик, в котором, по слухам, любили сиживать Ленин с Троцким. С Лениным в парке и его окрестностях вообще связано много воспоминаний, потому что гениальный путчист-заговорщик парк этот любил и считал его полезным для своего здоровья. Он и селился из-за парка тут, рядышком, на прилегающих улицах, сперва на улице Бонье, потом на улице Мари-Роз. Последняя его квартира была позднее куплена компартией для устройства в ней музея. В этом музее и рассказывают, что вот такой великий человек жил здесь в большой скромности с женой и тещей, с утра пил чай и съедал сдобный круассан, и гулял для здоровья по парку, катался на велосипеде, а потом садился за стол и боролся с различными врагами – всякими оборонцами, отзовистами и ликвидаторами наизнанку. Чаще всего врагами его становились бывшие друзья, которые стали или могли бы стать его конкурентами в борьбе за власть. В борьбе Ильич был беспощаден, демократии не терпел вообще и так объяснял свою методику любимой женщине, поселившейся для удобства общения в соседнем доме на той же улице Мари-Роз: «Дать “равенство” поросятам и глупцам – никогда!.. я вам набью морду и ошельмую вас как дурачков перед всем светом. Так, только так надо действовать». Как мы теперь знаем, так Ильич и действовал.

Что касается знаменитой его скромности, то все относительно. Он ведь в ту пору еще не занимал никаких постов, да и на службу не ходил. С другой стороны, жить где-нибудь в рабочем 20-м округе Парижа или в пригороде, как жили потом изгнанные им из России интеллигенты, он не хотел. Здесь, у парка, жилье уже тогда стоило дорого, но Ильич считал, что ничего нельзя покупать или снимать по дешевке. Сняв квартиру, он с гордостью сообщал в письме: «Нашли очень хорошую квартиру, и дорогую… по-здешнему дорого, зато будет поместительно. Вчера купили мебель». Хотя городскую квартиру Ильич снял возле парка, он не забывал ездить на курорты, а врачей для наблюдения за здоровьем посещал только самых лучших, тут он проявлял большую принципиальность и писал в письме Горькому: «Уверяю Вас, что лечиться надо… только у первоклассных знаменитостей… упаси боже от врачей-товарищей, вообще, врачей-большевиков, в частности…»

Твердое соблюдение этих разумных принципов, конечно, требовало денег, а Ильич не работал. Так что жить ему приходилось на партийные деньги. Конечно, на всех членов партии партийных денег не могло хватить, и Ильич предлагал их тратить на тех людей, кого он сам называл «ценным партийным имуществом», то есть на него и на его жену. Вероятно, в эту категорию входили также его теща и любимая женщина, которую звали Инесса Арманд и которая жила по соседству. Деньги в партийную кассу поступали от пожертвований. Жертвовали богатые и щедрые русские капиталисты, собирали партийцы деньги и среди тех, кто сам не был «ценным партийным имуществом», но в партии состояли в качестве массы. Иные из капиталистов просто давали всем, кто умел просить, другие надеялись, что, придя к власти, политические партии не забудут их благодеяний.

Конечно, деньги не поступали в партийную кассу без хлопот, но Ильич умел хлопотать. Его письма, написанные в академической атмосфере, за солидным рабочим столом, показывают, что Ильич был человек настойчивый и умелый. Вот он пишет: «Собирайте деньги, мы доведены почти до нищенства…» Нищенства, конечно, не было, но письма должны были расшевелить благодетелей. Пусть раскошелятся рабочие, настаивает Ильич в письмах, раскошелятся английские рабочие, русские рабочие… А уж на заводчиков и миллионеров Ильич и его соратники умели нажать. Савва Морозов давал многие тысячи. Давал и молодой богач Николай Шмит. Но случались трагические срывы. Вот молодой Шмит, который много давал, был арестован и покончил с собой в тюрьме. Тут большевикам и Ленину пришлось принять срочные меры, потому что деньги покойного Шмита достались его брату и его совсем юным сестрам, а не Ленину, который не приходился этому Шмиту родственником. Были срочно выписаны с Кавказа два твердокаменных ленинца, чтобы их соблазнить, жениться на них и отдать деньги партии. Были выписаны товарищ Таратута и товарищ Андриканис, которые с заданием партии справились. Правда, у товарища Андриканиса после приезда с невестой в Париж появились колебания. Ему не хотелось отдавать все деньги, а хотелось оставить кое-что на жизнь, но товарищ Таратута сказал, что он его убьет, этого Андриканиса, и ленинский ЦК поддержал Таратуту.

Ленин презирал этого Таратуту за то, что он женился без любви, но уважал его за преданность делу партии. Он так и говорил, что этот Виктор подлец, но полезный человек. Меньшевики потребовали, чтобы большевики поделились с ними добычей, но Ленин им ничего не дал, а положил деньги на свой счет в банке «Лионский кредит» возле Орлеанской заставы, Порт д’Орлеан. Это было недалеко от дома, и Ленин ходил туда пешком, так как это было полезно для здоровья. Он брал деньги в банке, и это давало ему возможность жить в Париже безбедно. Но конечно, надо было думать и о будущем, так что Ленин встретился тут, на улице Мари-Роз, с товарищем Сталиным. Сталин осуществлял связь Ленина с бандитами, которые совершали «эксы», то есть экспроприации, проще говоря, вооруженные налеты и грабежи. Они нападали в Грузии на банки и почтовые поезда, убивали охрану, забирали деньги и отсылали их Ленину. Меньшевики заявили на партийном съезде, что партии не пристало наживаться на грабежах. Ленин их высмеял, но при голосовании он остался в меньшинстве, так что пришлось ему согласиться на словах с этими чистоплюями, но на деле он очень славно обо всем договорился наедине с товарищем Сталиным, и разбой продолжался. Главный грабитель по кличке Камо тоже приезжал на улицу Мари-Роз совещаться с Лениным и от него отправился «на дело». Конечно, не все мокрые дела были удачными. Например, иногда украденные банковские билеты оказывались пронумерованными, большевикам приходилось, рискуя свободой, ездить по всей Европе и «отмывать» грязные деньги (у жены Ленина Крупской есть об этом трогательные воспоминания). Как видите, Ленин жил здесь очень активной личной и общественной жизнью, и, гуляя по дорожкам прекрасного парка Монсури, он придумал немало такого, от чего Россия и по сю пору не может очухаться.

Эти две длинные улицы левого берега Парижа – Вожирар и Лекурб – редко поминают путеводители и редко навещают туристы. Тем больше у нас с вами оснований прогуляться по ним, тем больше надежды набрести на уголки повседневной парижской жизни, не затронутой туристической лихорадкой, на исконно парижские улочки, рыночки, магазины. Несмотря на беспардонное наступление новостроя, многое еще уцелело в 15-м округе, ибо он велик, один из самых больших округов Парижа. К тому же у нас с вами свои, особые причины посетить эти места: 15-й округ между двумя великими войнами века считался едва ли не самым русским округом Парижа, в не меньшей, а пожалуй что, и в большей степени, чем правобережный 16-й. И хотя поредела в военные и послевоенные годы русская колония Парижа, распалась русская инфраструктура, вполне офранцузились эмигрантские внуки – поди отличи от французов! – а все же набредаешь иногда в 15-м на уголки, напоминающие о великих днях той эмиграции (эмиграции поистине уникальной, какой Франция и не упомнит, ибо, незначительная по численности, она создала в чужом городе особый русский мир и высокого накала духовную жизнь, оставила в культуре приютившей ее страны благие, повсеместно ощущаемые следы).