КРЕПОСТЬ ТЕЛЬЦОВ - Евгений Лобачев

Кинжал сделал многозначительную паузу, и Глаз услужливо подал нужную реплику:

— Что после этого?

— Как что? Разве ты не захочешь достойно вознаградить преданного воина за столь бдительное несение службы?

Почти минуту Глаз соображал, нахмурившись и сдвинув брови. Мекит уже начал думать, что его усилия пропали даром, но лицо атамана вдруг прояснилось:

— А через пару постов сможешь незаметно пройти?

— Да хоть через три! — проявил щедрость Кинжал. — Главное, чтобы хватило времени потом повеселиться…

— Успеем! — сказал Глаз. — Дай-ка руку.

Мекит помог атаману подняться на ноги. Тот наскоро отряхнул себя от земли и остатков ужина и крикнул в пустоту:

— Званцо!

Кинжал вздрогнул. Нерожденный появился почти мгновенно, словно вырос из-под земли. Мекит с отвращением подумал, что этот недомерок, пожалуй, слышал весь их разговор. И хотя в этом разговоре ничего особенного не было, по спине пробежали мурашки гадливости.

— Званцо, мы с Кинжалом пойдем прогуляемся по лесу. Мне нужны два человека для охраны, — распорядился Глаз.

Нерожденный не сказал ни слова, только поднял вверх руку с четырьмя оттопыренными пальцами.

От группы располагающихся неподалеку солдат отделились четверо — два скорпиона, вооруженные легкими секирами и поясами метательных ножей, и два Нерожденных с кривыми широкими мечами.

Это был плохой расклад. Мекит, конечно, не надеялся, что даже после совместной дружеской попойки Глаз настолько доверится ему, что пойдет в лес вовсе без охраны. Но четверо… Мерзавец Званцо! Кинжал не мог себе позволить словесно прокомментировать инициативу помощника Глаза, но он усмехнулся. Очень, очень гадко улыбнулся, повернув лицо к атаману.

Это подействовало. Глаз оскалился и без замаха влепил Званцо тыльной стороной ладони по морде. Тот, возможно, смог бы уклониться, но счел за благо этого не делать, отшатнулся от удара и отер кровь с разбитых губ.

— Послушай ты, выродок! — бушевал Глаз. — Пусть я не учился в академиях, но до двух считать умею! Когда я говорю два человека, я имею в виду два человека! Не четыре, не шесть и не дюжину! Я командую этой армией, только я! Во всем, ты понял это?!

Званцо кивнул. К неудовольствию и беспокойству Кинжала, он не выглядел ни испуганным, ни даже хоть как-то расстроенным.

— Да, атаман. Командуешь только ты. Я понял свою ошибку и больше не повторю ее.

Это остудило Глаза. Он еще сквозь зубы пробормотал какие-то ругательства в адрес Званцо, потом неприязненно глянул в сторону Нерожденных и махнул рукой скорпионам:

— Вы двое, за нами. Если вам не понравится поведение этого человека, убейте его.

Кинжал поперхнулся.

— Заешь, Глаз… При всем моем уважении, я бы попросил тебя как-то почетче формулировать…

— Не переживай, — Глаз пожал плечами. — Они меня правильно поняли.

Кинжалу оставалось только изо всех сил на это надеяться. Поначалу он пожалел, что с ними пошли именно скорпионы, а не Нерожденные, но потом, взглянув на спокойное лицо Званцо, понял все и решил, что выпавший вариант даже лучше…

Мекит, словно желая достичь максимального эффекта, предложил Глазу самому выбрать пост, который он, Мекит, берется обставить. Единственным условием он положил нахождение поста в лесу, а не посреди чистого поля.

Глаз пожал плечами, подумал недолго и двинулся в западном направлении, в сторону границы. От горной гряды лагерь отделял достаточно широкая проплешина степи и, напротив, узкая полоска леса. В этот лес они и направились, Глаз впереди, Кинжал рядом, отставая на полшага, а два скорпиона замыкали шествие, своими секирами разрушая идиллический облик собравшейся на пикник компании приятелей.

Кинжал нервничал. Впрочем, делал он это почти умышленно, у него вошло в привычку нервничать до начала дела и полностью отбрасывать даже намек на волнение, когда наступала пора действовать. После завершения же работы можно было снова отдаться во власть переживаний — уже задним числом, и переживания эти приятно пощипывали душу.

Лагерь миновали и начали углубляться в лес, причем здесь уже Кинжал возглавил процессию. Лес не был слишком густым, и света луны вполне хватало, чтобы не только различать очертания деревьев, но и не терять друг друга из виду. Шел Кинжал аккуратно, не позволяя хрупким обломкам веток попадаться под ноги, а раздвигаемой им листве шуметь громче своего обычного шелеста на ветру. Делал он это совершенно автоматически, не задумываясь над смыслом и значением своих действий — подходить вплотную к посту в любом случае не входило в его планы. Посты эти, следуя самой элементарной логике, должны были располагаться поблизости от дальнего края леса, чтобы дозорные имели возможность наблюдать за прилегающей к лесу степью, сами оставаясь для приближающегося чужака невидимыми. Кинжал с ведомой им компанией по его расчетам подошли к середине полоски леса… Значит, настало время действовать.

Он остановился так резко и внезапно, что идущий за ним Глаз просто налетел на него. Но Кинжал не предоставил ему возможности выразить свое неудовольствие, развернувшись и картинно уперев руки в боки, он заявил тоном, который, казалось, не терпел возражений:

— Вот что я тебе скажу, атаман, или мы забываем о нашем намерении повеселиться и возвращаемся в лагерь, или дальше мы идем с тобой вдвоем.

Глаз, слегка оторопев от такого натиска, сделал шаг назад.

— Чего? — этим коротким емким словом он не только выразил все свои эмоции по поводу такого крутого поворота, но и потребовал разъяснить причины оного. Что там говорить, если изыскивать плюсы в риторике Глаза, то в первую очередь на ум приходит лаконичность.

— А того! — в тон ему ответил Кинжал, но все же вынужден был пуститься в подробные разъяснения. — Пробираясь этим утром в твой лагерь, я успел убедиться, что, по неизвестным мне причинам, ты предпочитаешь отряжать в дозоры исключительно тугоухих солдат. Но, клянусь Жалом, даже глухой услышит, как продирается сквозь чащу это стадо носорогов!

— Стадо носорогов? — переспросил Глаз, для которого тирада Кинжала была немного слишком витиеватой.

Мекит развернул атамана вокруг себя и широким жестом указал на охрану.

— Я имею в виду этих достойных воинов. Не знаю, многими ли талантами они обладают, но один я назову сходу: за все время нашего продвижения по лесу они не упустили ни единой возможности как следует пошуметь!

Глаз задумчиво почесал затылок.

— Ну… Я попрошу их идти потише.

Кинжал озарил свое лицо грустной улыбкой.

— Эх, атаман!.. Это все равно, что попросить солнце перестать светить, реку — перестать течь, а женщину — перестать сплетничать. Ты можешь приказать своим воинам умереть на месте, я не удивлюсь, если они выполнят приказ. Но идти потише — это просто выше их сил. Вот ты, ты, атаман, меня удивляешь — ты двигаешься бесшумно, как тень. Мне иногда приходится оборачиваться, чтобы убедиться, что ты все еще идешь за мной.