Раху - Грегор Самаров

Когда ночь окутала все вокруг, темная фигура в одежде торговца отделилась от группы у костра, как бы случайно, никем не замеченная вошла в полосу тени и скользя вдоль стен, добралась до внутреннего двора. Часовые стояли у окон, но никто не заметил темной фигуры, державшейся в тени, которая наконец вскарабкалась по колоннам веранды и добралась до запертой двери.

Громкий стук раздался в ночной тишине. В одну секунду показались часовые у окон с направленными на фигуру ружьями.

— Не стреляйте! — крикнул незнакомец по-английски. — Отворите, это друг с известиями к губернатору.

После краткого совещания дежурные офицеры отворили, но несколько ружейных дул держали вошедшего на мушке. Он же снял чалму и воскликнул:

— Вы слишком осторожны, друзья мои. Узнаете вашего товарища Синдгэма? Ведите меня скорее к губернатору… Майор Пофам идет с сильным войском и артиллерией, я поспешил вперед с этим известием.

Послышались радостные возгласы, офицеры узнали капитана, несмотря на костюм и выкрашенное лицо, жали ему руки и повели его в комнату губернатора.

Гастингс, лежавший одетым, сейчас же очнулся от дремоты и взялся за кинжал. Но зоркий глаз его узнал капитана. Он быстро подошел, пожал ему руку и вопросительно посмотрел, точно желая проникнуть в его душу.

Капитан спокойно, деловым тоном повторил свой доклад, состоявший в том, что он вернулся в Калькутту из командировки и получил там приказ немедленно следовать за губернатором. В то же время гонцы доставили майору Пофаму приказание двинуться с войсками. Синдгэм поспешил вперед, чтобы, если возникнет опасность, помочь губернатору. К тому же он принес известие о том, сколько именно идет батальонов пехоты, сколько кавалерии и что им потребуется еще несколько дней на переход. Гастингс слушал нетерпеливо, почти не интересуясь известием, сильно радовавшим его офицеров.

— Я проучу мятежников, — заявил он. — Я их не боюсь, они не осмелятся ничего предпринять против меня. Может, даже хорошо, что они оказали сопротивление, теперь уже никто не будет оспаривать моего права, даже долга навсегда подчинить нашему владычеству этот город.

Офицеры испуганно и изумленно смотрели на губернатора, спокойно говорившего о завоевании города, когда ожесточенное население держало его в плену и угрожало его жизни.

— Так как я проснулся, то надо работать, — продолжал Гастингс. — Если вы не слишком устали, капитан, займитесь сейчас же вашими служебными обязанностями, к приходу войск все должно быть готово. У этих господ, надеюсь, найдется платье для вас, чтоб вы завтра же предстали в вашем настоящем виде.

— Я к услугам вашего превосходительства, — отвечал капитан, — усталости для меня не существует, когда есть дело.

Офицеры удалились, Гастингс близко подошел к капитану и заглянул ему в глаза.

— Как дела в Мадрасе? — спросил Гастингс и голос его задрожал.

— Сэр Эйр-Кот атаковал мизорский лагерь и…

— Дурак! — гневно крикнул Гастингс. — Он уложит все свое войско и сделает из Гайдера-Али сказочного героя Индостана! Вы были у него?.. Вы из Мадраса? — спросил он потом с удивлением, почти с укором.

— Я из Мадраса и был у него, но не как капитан Синдгэм… Он не узнал меня. Я приехал сюда как канарезец Самуд, посланный Типпо Саиба.

— Типпо Саиба? Он отделился от отца?

— Он король мизорский, — отвечал капитан. — Он отступил в горы и желает заключить мир. Гайдер-Али умер.

— Умер! — почти крикнул Гастингс. — Когда?

— После битвы под Мадрасом, он заболел во время боя и умер на следующее утро, Типпо Саиб послал меня для заключения мира. Вот донесение сэра Эйр-Кота о сражении.

Он подал Гастингсу запечатанное письмо, но тот равнодушно бросил его на пол.

— А вот мое полномочие от Типпо Саиба для переговоров с вашим превосходительством, — подавая пергамент, спрятанный в складках его одежды, проговорил капитан.

Гастингс прочитал его и отступил… Он, никогда не показывавший своего волнения, дрожал и с суеверным страхом смотрел на капитана.

— Гайдер-Али умер, — Гастингс содрогнулся. — Это больше чем два выигранных сражения… Мир с Типпо Саибом повергнет мятежную Индию к моим ногам! А его условия?

— Он требует земли, завоеванные его отцом, и признание его падишахом всех магометан, преемником калифа и наместником пророка.

Глаза Гастингса сияли.

— Право, это больше, чем я смел надеяться, — заметил он. — Все индусские князья, все набобы будут его врагами, и Мизора сама собой достанется нам.

Он подошел к капитану и взял его руку:

— Вы человек, исполняющий свои обещания, хотя бы весь свет считал их невыполнимыми. Я скуп на восторги, но вами, капитан, я восхищаюсь!

— Я сдержал свое слово, — мрачно отвечал капитан. — И рисковал своей, жизнью за жизнь врагов Англии… еще немного, и слоны Гайдера-Али растоптали бы меня… Пусть все прошедшее останется погребенным в глубине моей души… Воспоминания не должны омрачать жизнь.

— И я сдержу свое слово! — воскликнул Гастингс. — Что вы сделали для меня, для Англии достойно высшей награды — требуйте, что хотите!

Он еще держал руку капитана, но когда почувствовал пожатие его тонких гибких пальцев, он вздрогнул и отступил. Только что мрачно опущенные глаза капитана сияли счастьем и радостью.

— Не теперь, — остановил он. — Опасность еще угрожает со всех сторон… Когда она будет вполне устранена, тогда мы подумаем о награде, которую я действительно заслужил, так как, клянусь небом, я не хотел бы делать вторично то, что сделал, и не хотел бы еще раз пережить то, что пережил.

Вошел слуга с докладом, что посланный Шейт-Синга просит об аудиенции. По знаку Гастингса вошел главный телохранитель с двумя солдатами, поклонился до земли и положил чалму к ногам Гастингса. Офицеры с любопытством столпились у двери, все ожидали, что Шейт-Синг возвратит свободу пленному при условии отказаться от всех требований. Но посланный униженно просил прощения от имени своего господина за восстание народа и заверял, что Шейт-Синг сделает все возможное для исполнения требований губернатора.

Офицеры перешептывались и с трудом скрывали свою радость такому неожиданному повороту дела, устранявшему неминуемую опасность, Гастингс же отвечал без колебаний:

— Твое предложение — дерзость, которая заслуживала бы наказания, но я не имею обыкновения карать слуг за поступки их господ. Возвращайся назад и передай пославшему тебя, что я никогда не веду переговоров с мятежниками. Время разговоров прошло, мое терт пение истощилось.

Телохранитель хотел говорить, но Гастингс остановил его повелительным жестом:

— Я ничего не хочу слушать. Помни, что я предоставляю тебе свободу, только для того, чтобы ты передал ответ своему господину. Спеши исполнить мое приказание.

Пораженный посланный схватил чалму с пола и побежал, бросив испуганный взгляд на Гастингса: он, вероятно, приписывал таинственную и сверхъестественную силу этому человеку, который с горстью солдат и слуг, окруженный тысячами, говорил тоном победителя. Несмотря на почтительность к губернатору, офицеры позволили себе напомнить об опасности такого ответа.