Следопыт Бероев - Семён Александрович Данилюк

я вам ещё одно дело подброшу! – Я принял от Бероева пачку документов. – Утром мы с начальником опергруппы охотуправления задержали двух браконьеров, охотившихся в ночное время на транспорте. В этих материалах фактически готовое уголовное дело. Как говорится, упаковывай – и в суд.

– Олег Павлович, – попросил я, – посмотрите, как там задержанные. Если Глазычев протрезвел, приведите прямо сюда.

Бероев, кивнув, поднялся. Прежде чем выйти, обернулся.

Цыпко, разом поблекшая, покачивалась взад-вперёд. Залесьев озадаченно оглаживал вихры.

Я передвинул материалы следователю.

– Вроде солидная должность. Инженер-технолог леспромхоза – и без лицензии, ночью, на тракторе!.. Лосиха с лосёнком, изюбр. Да ещё несовершеннолетнего вовлёк.

– Это ещё откуда?! – вскинулась Цыпко.

– С его слов, сын чиновника из Москвы. В общем, на этот раз, в отличие от Микушева, у вас все основания для ареста.

– Убью! – простонала Цыпко.

– Валентина! – окрикнул Залесьев.

– Да что там? Сам, что ль, не видишь, что они всё знают?

В сопровождении Бероева вошёл помятый, протрезвевший Глазычев. Его знобило.

– Считай, из вытрезвителя. Скит-то выстудило. – Бероев усмехнулся. – Пацана в дежурную часть отдал. Его там горячим чаем отпаивают.

Глазычев неловко кивнул. По знаку Залесьева опустился на краешек стула. Не зная, как держаться, принялся зыркать на Цыпко. Но та, налитая злобой, сжав кулачки, уткнулась в стол.

Молчание затянулось. Сгустилось. Запахло грозой.

– Ты что за лапшу мне на уши навешал, гадёныш?! – едва слышно просипела Цыпко. – Это называется в техцентр за цепями послали?!

Она принялась шарить вокруг. Нащупала ногой швабру, схватила, подскочила к оробевшему Глазычеву. И – гроза разразилась. Не примеряясь – справа-слева – принялась хлестать доставленного, выцеливая по голове.

Высоченный Глазычев вскочил и защищался, выставив руку:

– Валечка, прости… Не мог я отказать! Сама знаешь!

– Кто на карачках ползал, что в последний раз! Всё лебезишь, угождаешь? – Обозлённая, что не может достать до головы, Цыпко впала в буйство и принялась тыкать острым концом швабры в пах. – Говнюк! Шестёрка директорская!

Залесьев с трудом втиснулся меж ними.

Но и тогда Цыпко продолжала наскакивать, так что пару раз деревяшкой перепало начальнику отдела. Лишь когда Залесьев ойкнул от боли, она чуть остыла.

– Долебезился, вонючка, до тюрьмы. Думаешь, опять прикрою?! На, выкуси! – Мужским жестом она хлестнула ладонью одной руки по сгибу другой. – По мне, всю бы вашу ораву во главе с Большуновым в одну помойку выкинуть, воздух бы в районе чище стал. Вот уж воистину паучило! Всех под себя подмял!.. Ты знаешь, кто это?! – ткнула она в мою сторону.

– Знаю! – подавленно признал сожитель.

– Вот потому и сядешь прямо сегодня, гондон! А я буду приводить малóго на свидание с папашей непутёвым и плясать от радости, что избавилась! Опаньки!

К общей оторопи, следователь Цыпко пустилась в перепляс. Каблук подломился. Едва не упав, плюхнулась на прежнее место.

– Господи! Да что ж это за день такой невдалый!

Она всё-таки разрыдалась.

Глазычев поднялся, подошёл к сожительнице, с опаской огладил по плечу:

– Валюш! Ну, будет! Ну и посадят. Чего за русский мужик без тюрьмы? И ты отдохнёшь.

– Вот и видать, что дурень! – без прежней злобы отругнулась Валентина.

Мы с Бероевым переглянулись.

– Присядьте-ка рядком, благоверные, – и поговорим ладком! – Я показал Глазычеву на стул подле сожительницы. – И слушайте меня, оба два. Вариантов как раз ровно два. Оба для вас плохие. Но один хуже другого. Первый: я увожу Глазычева в Иркутск. Дело возбудит УВД, тут же арестует. Показательный судебный процесс с освещением в прессе. Полагаю, года три реальной отсидки.

Второй. Уголовное дело остаётся в районе. Очевидно, избирается подписка о невыезде. Вполне возможно, райсуд учтёт ходатайства, положительные характеристики, полное признание, раскаяние и ограничится условным наказанием.

Сожители обнадёженно переглянулись.

– И – что для этого надо? – выдавила Валентина.

– А как раз полное раскаяние. Качугский район давно превратился в браконьерский рассадник. УВД и управлению охоты нужна детальная информация об организации групповых браконьерств в вашей зоне. Вы как постоянный участник её знаете.

Глазычев помертвел.

– Да вы хоть представляете, кто в таких охотах участвовал?!

Я ждал. Вновь взвилась Цыпко:

– А что с ним будет, если он их сдаст, тоже представляете?! Вы-то – приехал – уехал!..

– Зато знаю, что будет, если не сдаст. В следующий раз Качуг увидит после колонии.

Цыпко, закусив губу, ломала ногти о собственную ладонь. Глазычев, будто росой, покрылся испариной. Затаился перепуганный Залесьев.

– А нельзя чуть иначе? – деликатно включился Бероев. – Информация передаётся мне. Я её обрабатываю, собираю доказательства, свидетельства. Без огласки. А уж когда будет готово для суда…

– Слушайте! – вскричал Глазычев. – Давайте я их лучше вам живьём сдам! Возьмёте с поличным – так они сами друг друга позакладывают.

Я ещё переваривал услышанное, а «быстрый разумом» Бероев уже выложил на стол карту:

– Где?

– Марусинский заповедник. Вот здесь. – Глазычев ткнул точку на карте. – Загонная охота. Сам Большунов со своими. Потом… – Он нерешительно скосился на жену. Та кивнула.

– Голубович, замминистра, само собой. Под него и затевается. И будто ещё кто-то из областных шишкарей должен подъехать. После охоты едут в гостевой домик… Знаете,