Нам бы день продержаться… - Михаил Поляков

– Вперед! Не останавливаться! Майор, давай наверх! Мы догоним! Выходи из вилки! – остервенело стучу прикладом по броне, подгоняя восьмиколесную бандуру к вершине. Судя по трудности и частоте вдоха, мы уже на трех тысячах. А БТР укатил далеко вперед. Он уже подбирается к вершине.

– Файзулла! Ко мне! «Взломщика» сюда и остальные снайперки! Пулеметы на фланги! – Раз уж не могу помочь защитить броник и заставу, хоть нервы им, козлам, изведу и помешаю диверсантам беспрепятственно рулить огнем батареи, выбирая цели по их разумению. А они оборзели, даже не прячутся внизу. Ну, так я не зря на тактике себе на брюхе мозоль натер и пятак вырвал у препада на экзамене. Ща я вам поясню, что главный в горах тот, кто сверху. И это аксиома – правило, не требующее доказательств. А выбирать объект, целиться и стрелять в противника нас выучили добротно. Майор пояснил и вытренировал бойцов на тему, что такое отделение в атаке и обороне под прикрытием снайперов и двух станковых пулеметов. Молитесь, господа правоверные, вы, похоже, выдохлись, и других козырей у вас против нас нет. А без допинга умеют воевать только две нации – россияне и евреи. Первые от того, что есть такие просторы. А вторые – от отсутствия в нормальном владении земель предков. Но сейчас это не важно. Важно, чтоб майор добрался до верха и заткнул пасти самоходкам за линией границы.

Три снаряда разорвали пространство за основным зданием заставы. Первый разметал спорт-городок с гимнастическими снарядами. Второй вырыл-таки яму на огороде начальника заставы. Третий разворотил гараж дяди Феди. Флагшток устоял. В материале знамени появились пробоины и рваные осколками дыры. У белой полосы оторвало половину. Синяя полоса была похожа на матерчатый дуршлаг. Пока три самоходки заряжались, чтобы окончательно убрать наш флаг с поверхности Земли, три других орудия батареи положили три снаряда между цепочкой пограничников и рычащим, как большой железный жук, БТР. Достать корректировщиков мы не могли, слишком высоко забрались, но и они нас добить из своего оружия были не в состоянии. Кто-то умный там, на той стороне все же отвел залп, направленный по основному зданию заставы внизу, и перенацелил ведущие огонь по заставе орудия на гребень Кушака. Сразу шесть разрывов вздыбили землю вокруг бронетранспортера. Дальше Муха действовал по наитию. Из пробитых колес выходил воздух. Отделение двигателя чудом уцелело. Движок чихал, тужился, дергался сам и тряс БТР, но еще тянул.

– Майор, давай вариант два? – без всяких позывных повторил я несколько раз в эфир. – Я тебя прикрою.

– Я – Майор. Давай, Залив, – согласился Бойко, как и я, попирая законы радиообмена. Тут же из БТР повалил густой дым. Сначала отстрелились шесть дымшашек штатной постановки завесы. Дымовые шашки летели из бронетранспортера во все стороны. Чья-то фигурка вылезла на броню и разбрасывала, крепила и запускала цилиндры дымовух на корпусе машины и вокруг нее. Муха газанул, немилосердно вдавливая педаль газа в пол. Броник вывернул из-за поворота и погреб железом и оставшейся резиной по наклонной прямой вдоль горы, поднимая пыль и немилосердно скрежеща по камням помятым железом колес. Густой дым, стелющийся за скребущей камень дороги машиной, начал подниматься вверх вдоль оставшейся вершины по поверхности горы, обволакивая ее и медленно и тяжело смещаясь вверх. БТР чихнул, вздрогнул, дернулся на очередном повороте, задымил еще больше и скрылся в облаке дыма целиком. Шесть снарядов запоздало разорвались в клубах тяжелой и непроницаемой взвеси, которая буквально заволокла вершину белым подвижным покрывалом. Корректировать огонь в этой тьме было невозможно. Мало того, дымовая завеса вопреки всем законам физики развеиваться не желала. Ветер лишь медленно закручивал спирали и дуги дыма то в одну, то в другую сторону. Мы замерли внизу. Иранцы деловито топали строем в нашу сторону у подножия. Самоходки рявкнули в очередной раз. Снаряды вырвали своими разрывами клочья рукотворного тумана из общего конуса. А дымы снова сошлись вместе, насмехаясь над усердием иранской батареи. И мы и иранцы смотрели на Кушак и ждали развития. Мы с надеждой, что везучий и непобедимый Муха с опытным майором прорвутся ко входу и перенесут под защиту толстых стен лабиринтов раненых, и Елена Ивановна будет в безопасности. Иранцы ждали, что их снаряды, если не разнесут БТР на куски, то не допустят его и тех, кто в нем находится, к входу в недра горы. Злые и недобитые нами спецназеры поджидали батальон подкрепления и махали им сверху, призывая скорее подняться на исходную позицию для атаки. Все смотрели на дым. Очередной залп с иранской территории все же наделал прорех в одеяле белого покрывала, дополнительный прозвучал незамедлительно. И когда под порывами ветра белый туман рассеялся, то на вершине не было ничего похожего на очертания бронетранспортера. У меня аж сердце екнуло – неужто попали, гады! Иранская пехота медленно, но верно приближалась.

– Куш-один. Я Первый Залива, прием! – начал я вызывать. Эти-то под снаряды не попали. Ответили не сразу, видно, были заняты. Блин, ну и порядочки у них там!

– Я Куш-один, Подарок – прибыл! Потерь нет! БТР разбит! Как понял? Прием! – задыхается всхлипами вдыхаемого воздуха мой наушник в щекофоне.

– Вас понял! Занимаю оборону! Прием! – улыбаюсь я, по докладу, майор цел. Вопрос – сколько времени он свою оборону активировать будет.

– Первый – закопайся в землю. Не дай им себя обнаружить! Потерпите, парни, сейчас поможем! Прием! – Я показываю всем, кто меня видит, большой палец, а затем даю команду рассредоточиться и окопаться. Окопаться невозможно, камень загибает лезвие МПЛ. Прячемся за валунами и в луговой траве. Пехота внизу нас начинает разворачиваться в предбоевой порядок. Колонны расчленяются. Они собрались шерстить склон повально. Взрывается наушник.

– Первый Залив, вас окружают! Никаких действий не предпринимать! Ждите! Прием! – Это ж сколько нам тут ждать? Пока не растопчут? Ничо, прорвемся. Надо бы гранаты выложить, чтоб удобней и под рукой были, как подойдут поближе. Отдаю гарнитуру связисту. Народ вжимается в рельеф. Редкие камни. Торчащие скальные глыбы. Похоже, если перетерпим, то будет тут у нас последний и решительный бой. А знамя наше таки порхает в выси над разгромленной заставой. Бойко смотрит на красную точку над заставой и улыбается. Побитый, изорванный и простреленный осколками флаг над заставой радует наши сердца и веселит души. «Херушки вам, баранам, а не блюдечко с голубой каемочкой», – ругается Мамедов, пристраивая поудобней пулемет меж двух камней в природной амбразуре. Файзулла передает по цепи дальность и ориентиры. В Шустрого бросает камешком непривычно грязный Бадья, Серега недовольно оборачивается. Валерка показывает на трепетание красного цвета вдалеке и показывает большой палец. Каптер довольно кивает в ответ. «Заколебаются пыль глотать», – говорят выражения их рож под козырьками касок и панам. Три снайпера занимают позиции по флангам и в центре. У нас еще есть время. А вот персам надо торопиться. На моих разбитых «Командирских» часах нет ни стекла, ни стрелок и половины цифр. Даже и не заметил, когда разбил и стесал свой хронометр. Привычно смотрю на солнце и определяю, что не менее шестнадцати часов после полудня. А им, сердешным, еще тыщи две метров подниматься до того, как наши винтовки и пулеметы их начнут доставать на предельной дальности. Ну, и ихние нас, конечно, тоже. Быстро мы, однако, задницы рвали по пути на Кушак. Немудрено, что еле ворочаемся. И в этот момент гора выдохнула, что-то в ней изменилось, приглушенно грохнуло. И в воздухе вокруг горы начал нарастать мерный гудящий рокот проснувшихся от спячки и невидимых дизелей. Тут глаза Бойко округляются, он вскидывает серые от пыли брови за козырек каски и отрывает щекофон от уха, протягивает мне.