Орк-лекарь - Евгения Лифантьева

Поэтому я почесал в затылке и собрал в сумку все, что может пригодиться для варки целебных зелий. Потом, заглянув к соседу — местному десятнику, спросил, где можно разжиться бурдюком воды. Мужик сонно послал меня на поварню. Поплутав по лабиринту городца, я нашел то, что нужно.

На поварне хозяйничали милые орчихи. Они накормили меня и без вопросов выдали все, что требовалось. Никого не удивило, что лекарю понадобилось много воды, черпак и воронка. Орки — простой народ. Если лекарь просит черпак, то, значит, он ему нужен. А как он зелья переливать будет?

Котел и кованая тренога, на которую его подвешивают, имелись в дружинном доме. Я выполоскал посуду от остатков недавно сваренных лекарств и даже протер чистой тряпочкой. Тряпочки тоже захватил с собой — вдруг на оси миров реакция пойдет нестандартно, выпадет осадок и понадобится фильтр?

В результате в экспедицию я отправлялся, нагрузившись, как вьючный волк. Или вол. Неважно. Куча посуды, кипа травы — местная лекарка поделилась запасами, оружие и доспехи. На заклинание я, конечно, надеялся, но все же не очень верил в то, что можно вот так нагло шастать в Междумирье.

— Ну что ты как маленький, — смеялся Асаль-тэ-Баукир. — Я же тебе рассказывал, что на моей родной земле нашли способ перемещаться в соседние измерения тогда, когда на твоей Земле еще и людей-то не было.

— Да, кстати, — вдруг осенило меня. — У нас много говорят о пришельцах, о том, что всякие древние цивилизации созданы инопланетянами. У вас никто не сбегал из гибнущего мира?

— И у нас сбегали, и эльфы, говорят, кочевали по лепесткам веера, как орки по степи. Потому-то о Дыхании Хаоса знают даже здесь.

— А что ж Земля? В смысле — мой мир?

— Ну, у вас другая ситуация. У вас Хаос — основа мира. Точнее, одна из. Порядок и Хаос находятся в устойчивом равновесии. Поэтому-то в вас, землянах, есть и то, и другое. Вы не ощущаете Хаос, как не ощущает человек, например, воздух в безветренную погоду. А вот эльфы, изначально принадлежащие силам Порядка, по-настоящему страдают, когда чувствуют силу разрушения. Им от этого больно. А что ты так заинтересовался?

— Да так, просто любопытно…

Я покрепче увязал в кусок ткани треногу, бурдюк и котел, повесил на плечо сумку, нежно обнял сверток и прижал его сверху щитом:

— Ну, вроде все взял… Поехали?

— Давно пора, — глухо отозвался щит. — А то думаешь о чем попало, о каких-то пирамидах в пустыне, об эльфах всяких, а не о том, о чем надо.

— Видимо, натура у меня такая, хаотическая. Был я в моей психушке Порядком на страже Хаоса, а стал Хаосом на страже Порядка. Ладно, кончаем философию. Как там? «Клинок прольется, мыслию мечен, гибок белый бамбук, гибок и вечен».

Меня закрутило, затрясло, словно в центрифуге, и выбросило рядом с костром. Костер по-прежнему горел в окружении туманных стен, по-прежнему к одному из окружавших его валунов был прислонен щит со стихами из Толкиена. Я немного побродил вокруг, отыскивая местечко поровнее, потом установил над костром треногу, подвесил котел, наполнил его водой.

— Если зелье, сваренное на живом огне творчества, не будет работать, то я не знаю, что этой Земле-Матушке еще надо.

Сказал я это вслух, так как мертвый маг ожидаемо материализовался — на этот раз в здоровенного мэйнкуна. Серо-серебристый котяра лениво растянулся на камне и довольно щурился на огонь.

— Попытка — не пытка, как говорил один король на моей родине, — промурлыкал в ответ маг.

— И на моей — тоже. Только не король, — согласился я.

О костре в тумане я вспомнил, как только зашла речь о зелье с особыми свойствами. Это же не просто горящие дрова. Топлива тут как раз вообще нет — ни дерева, ни угля, ни заметных глазу газовых труб. Огонь горит сам по себе. Это, можно сказать, идеальный огонь, его философская суть. Если сунуть руку в костер, то она почувствует лишь приятное тепло. Обжечься невозможно. Но мокрая одежда рядом с костром моментально высыхает. И вода в полутораведерном котле вскипела за считаные минуты. Я выпотрошил в бурлящую жидкость мешочки с травами и, пританцовывая вокруг, начал варить зелье.

Делал я это по всем правилам и в том порядке, как учила Апа-Шер. Помешал в котле черпаком, спел заклинание, снова помешал. Правда, все обращения к Земле-Матушке опускал, заменял их на обращения к «живому огню». И еще — очень не хватало «подпевки». Обычно снадобья варят коллективно, один ведет обряд, остальные помогают. Получается красивое многоголосие. Может быть, в коллективном пении над кастрюлями тоже есть какой-то сакральный смысл? Этого я не знал.

А вот Асаль-тэ-Баукир о чем-то таком, видимо, догадывался и попытался помочь. Однако истошный вой мэйкуна, может быть, и сыграл роль в создании снадобья, но ужасно мешал мне сосредоточиться.

Вопли мартовских котов под окнами — не самое лучшее воспоминание из моей прошлой, земной жизни. А просыпаться под такой аккомпанемент приходилось часто — окна моей квартиры выходили на магазинную свалку, плотно оккупированную местными кошками.

До конца обряда оставались считаные шаги, но я чувствовал, что сейчас прервусь и попрошу моего добровольного помощника заткнуться во избежание того, что обычно люди делают с мешающими им котами.

Однако, видимо, на оси миров имелись и другие существа, разделявшие мою нелюбовь к мартовским песням котов. Из тумана на Асаль-тэ-Баукира выплеснулось… Наверное, это было ведро помоев. Запашистый душ сопровождался отборной руганью. Кот взлетел на добрых полтора метра, отряхнулся, осыпая все вокруг, и меня в том числе, зловонными брызгами, и юркнул поближе к костру — сушиться.

— Вот черт, не попал! — раздалось из тумана.

— А по-моему, попал, — ответил я, узнав голос Арагорна.

— В тебя не попал! — уточнил бог, проявляясь рядом с костром. — Думаешь, твое пение настолько восхитительно, что я готов слушать его вечно?

— Не думаю, — хихикнул я. — У меня слуха никогда не было.

Вслед за Арагорном из туманной стены появился уже знакомый мне мужичок в ватнике на голое тело. Он принюхался и щелкнул пальцами. Вонь исчезла, сменившись запахом роз. Мужичок скривился, как от зубной боли, и строго спросил:

— И что вы тут такое творите, молодой человек?

— Варю зелье, — честно ответил я.

Скептически хмыкнув, этот бомж-парфюмер заглянул в котел и проворчал:

— И это ты называешь зельем?

Он извлек откуда-то из-под мышки металлический стаканчик, зачерпнул им из котла и сделал крохотный глоточек. Покатав во рту жидкость, мужик с видом опытного сомелье заключил:

— А что, и правда — зелье. Ну-ка, Игрок, попробуй!

Арагорн взял стаканчик, подозрительно понюхал содержимое, но вдруг его лицо расплылось в довольной улыбке:

— Ну, Сан Саныч, я такого от тебя не ожидал! А был приличный человек!