Сердце потерянное в горах - Анна Сарк

адреналине. Или во всей этой атмосфере. Служитель перемешивает в кубке нашу кровь и протягивает мне.

— А теперь соедините ваши сердца, — его глаза мрачно блестят, он поджимает губы, словно боится сказать что-то еще.

Я осторожно беру в руки кубок и делаю большой глоток. Вино обжигает сладостью язык, смешавшись с горькой слюной. Я проталкиваю его дальше, к горлу и позволяю стечь в желудок. Дороги назад нет. Я стараюсь, чтобы мышцы лица не выдали моего отвращения. Осушив его до половины, я передаю кубок Эмме.

Она медлит.

— Я всё еще жив, — с язвительным смешком говорю я.

Эмма отвечает мне вызывающей улыбкой и выпивает всё до дна. Я хмыкаю, когда она с грохотом ставит кубок на место. Но изнутри я чувствую беспокойство. Всё здесь мне кажется неправильным. Даже я сам, словно вырезанный из бумаги.

— Пойдемте со мной, — служитель поворачивается к нам спиной и рукой приказывает следовать за ним. Я переставляю босые ноги. Мне нужно пространство побольше. Я хочу оказаться на улице, где смогу нормально дышать.

Он ждёт нас около бледно-желтой шторы.

— Вы знаете слова клятвы?

Я сжимаю руку в кулак, и мышцы моих рук напрягаются, из пореза сочится кровь, я чувствую ее теплую влагу.

— С самого детства, — фыркает Эмма, — Правда, Макс? — она поднимает глаза и ловит мой блуждающий взгляд. По моему телу ползут мурашки и возникает странное ощущение.

Я оказываюсь в своей детской комнате и смотрю на брошюру, что выдали нам в школе. Несколько фраз напечатанных золотистыми чернилами. Но я думаю не о клятвах, что мы должны запомнить, а о Вэй. Мне десять и мы впервые поцеловались на заднем дворе школы.

— Макс? — зовет меня Эмма.

— Да, конечно, — разомкнув сухие губы, отвечаю я и служитель медленно кивает, пропуская нас вперед.

После полумрака, яркий электрический свет бьет по глазным яблокам. Магия ночи исчезает. Теперь Эмма выглядит иначе. При свете всегда всё выглядит бледнее. Комната, в которой мы оказались, меньше и скромнее. Стены выкрашены в перламутровый цвет. Два больших окна задернуты тяжелыми портьерами. Между ними массивное зеркало в позолоченной раме. Меня выворачивает от вида самого себя и я отворачиваюсь.

— Долго я вас мучить не буду, — служитель подзывает нас к себе, он стоит за высоким столом, — Уже поздно и наверняка, вы уже устали, — его тяжелый бесчувственный взгляд проходится по мне, — Произнесите клятву и будьте свободны.

Мне с трудом удается взять с бархатной подушечки своё рубиновое кольцо. Я не расставался с ним с самого рождения. Не знаю, что я должен чувствовать. Я всегда хотел от него избавиться. Но сейчас меня охватывает волнение и неуверенность. Мы стоим напротив друг друга, и наши лица разделяют всего несколько сантиметров.

— Ты готов? — шепчет Эмма, я в состоянии только кивнуть, — Я не откажусь от нас, — одновременно произносим мы, глядя друг другу в глаза, от этих слов внутри меня что-то замирает. Страх. Он затвердевает в моем теле, подчиняя себе все мои мысли, — Я отдаю себя тебе всю без остатка, — Эмма нежно касается моей руки и надевает фамильный перстень на мой безымянный палец. От его холода у меня по телу пробегает мороз, вверх по спине и шее.

Я не двигаюсь.

— Москвин? — на лицо Эммы набегает легкая тень.

Молчание затягивается.

Что я делаю? Что, я мать твою, делаю?!

— Мои руки станут для тебя новым домом, — наконец, произношу я, игнорируя свой внутренний голос и быстро надеваю рубиновое кольцо ей на палец.

Дело сделано.

— Теперь вы официально муж и жена, — служитель выходит из-за стола и уверенно направляется к тяжелым портьерам, которые я ошибочно принял за окна, — Ваша спальня на сегодня здесь, — он отодвигает одну из них и открывает дверь, — Наслаждайтесь друг другом.

Я пропускаю Эмму вперед и захожу следом. Мы остаемся одни. Впервые за всё время. Третья комната самая роскошная из всех. Видно, что старались. Очень старались сделать из нее райский уголок для молодоженов, но не вышло. От обилия позолоты, изогнутых вензелей и фарфоровых ваз, распиханных по углам у меня начинается мигрень и я думаю только об одном: когда наступит рассвет и можно будет отсюда уйти, наплевав на устав.

Центр комнаты занимает массивная кровать с шелковым балдахином. Эмма проводит рукой по блестящей ткани и оборачивается ко мне. В камине уютно потрескивает огонь и его пламя придает ее волосам оранжевый оттенок. Я проверяю телефон на наличие текстового сообщения или пропущенного звонка.

Ничего.

Я убираю мобильник обратно в карман.

— Начнем? — Эмма неторопливо снимает с головы диадему, осторожно кладет ее на прикроватную тумбочку.

— После тебя, — я стягиваю с шеи галстук и швыряю его на пол.

— В прошлом ты не был так терпелив, — она вынимает из волос шпильки и избавляется от длинной вуали, мешающей ей быстро передвигаться.

— Наверное, я был пьян, — лениво наблюдаю, как она берет из ведерка бутылку дорогого шампанского.

— Тогда нам лучше напиться, — Эмма разливает его по хрустальным фужерам и протягивает один мне, — Мне нравится, когда ты ведешь себя, как урод.

В моей душе поднимается волна раздражения. Я залпом выпиваю шампанское и ставлю бокал на каминную полку рядом со старинными часами.

— Не поможешь? — Эмма подходит ко мне и поворачивается спиной, убирая волосы.

Я смотрю на ее узкую спину и соблазнительную шею.

— У тебя совсем нет стыда, — быстро расстегиваю молнию, стараясь не касаться ее кожи.

— Я не скрываю, что хочу тебя, — просто отвечает Эмма и скрывается в ванной, — Я знаю, у нас не самое романтичное знакомство, — доносится из-за двери, — Но мы можем наверстать.

Я снимаю пиджак и кидаю его в кресло. Проблема в том, что я не собираюсь с ней сближаться. Не могу ей доверять. Я расстегиваю несколько пуговиц, подхожу к мини-бару и наливаю себе полный стакан виски, делаю несколько жадных глотков.

— Ты не против поцелуя на первом свидании? — хрипло спрашивает Эмма.

— Предпочитаю кое-что более неприличное, — я оборачиваюсь к ней.

Она успела переодеться в полупрозрачную комбинацию, обрисовывавшую мягкие полушария