Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

Надо всем этим висит на проводе пыльная электрическая лампочка в двадцать ватт, с лёгким жужжанием освещая мир.

Я знаю, что в этой комнате ночуют настоящие шпионы — их двое, схематичных людей в плащах. Оба они одеты в плащи, так что непонятно, чьё пальто лежит в комнате. Два шпиона неслышно скользят вдоль стены, на мгновение попав в круг тусклого жёлтого света, и исчезают.

За этими шпионами, очевидно, немецкими, в круг света вступают два чекиста — на них высокие кавалерийские сапоги, гимнастёрки туго забраны под ремни, на секунду мелькают синие фуражки, пряжка портупеи и кубики в петлицах. Они так же неслышно растворяются в темноте — и я, пятясь, снова выхожу на улицу Горького и иду в сторону Кремля.

Но в том месте, где сейчас построен новый вестибюль станции Маяковского, я вижу строй домов, будто взятый напрокат из какого-то ближневосточного города.

Там, мне известно, есть комната, в которой жил в юности знаменитый театральный режиссёр Л. Он в молодости чуть не нищенствовал, недоедал и женился на дочери Мейерхольда.

Некоторое время он был отлучён от дома, ночевал в комнате, переделанной из проходной арки во двор. Эту комнату я вижу, вижу там непонятную каменную кровать, тоже покрытую побелкой — но в этот момент я слышу за спиной голоса. Это по историческим местам семьи ведут, взяв под руки вдову (!) Мейерхольда.

Вдова — маленькая американская старушка, вся в белом, её придерживают под руки родственники, и говоря на еврейском (именно еврейском, а не иврите и не идише) языке, дают пояснения.

Я снова оказываюсь на улице — там вдоль тротуара располагается горизонтальная стела. Даже вернее — положенная на бок стела, похожая на гигантский трёхгранный штык. На её сером боку из неизвестного камня нанесены загадочные надписи, какие-то крючки, кружки и треугольники. И я понимаю, что на этом странном памятнике нанесены поимённо все погибшие в войне — вернее, имена тех, кто ещё в ней погибнет.

Я оглядываюсь кругом. Вдруг оказывается, что никакой площади Маяковского нет, вернее, есть только моя сторона. Дом, где родился пастернак, бывший ресторан «София», кусок вечной стройки — но прямо передо мной начинается обрыв. Он открывает вид на огромную долину, уходя на десятки метров вниз. Там, вдали, предполагается море. Но моря нет — долина полна цветущих садов, белых домиков. Огней, что подмигивают в темнеющем воздухе.

Это особый город, да.

Извините, если кого обидел.

28 марта 2006

История про сны Березина № 203

Видел странный сон про трамваи.

Это были трамваи, что ездили по заснеженному городу, заснеженному и тёмному, внешне похожему на Ленинград семидесятых годов.

Всё происходило в выстуженных трамваях — все разговоры и все прочие события этого сна, по пробуждению основательно забытые.

Потом появился беглец, что убегал от милиционеров. Милиционеры бежали за ним в длинных тяжёлых шинелях, медленно и неловко. Время от времени они стреляли из своих крохотных пистолетов и тогда в проезжающих трамваях сыпались мёрзлые стёкла.

Беглец спрыгивал, бежал по брусчатке между рельсами и прятался в католическом соборе.

Он был невиновен — и когда просто сошёл с ума, потому что ему платили две пенсии — как жертве преступников, и как жертве правосудия. Кажется, у него убили дочь.

Но в городе стояла вечная ночь — и это единственное, что я о нём помню.

Кроме трамвайных звонков и колёсного дребезга, разумеется.

Извините, если кого обидел.

28 марта 2006

История про "Аврору"

Многие уже начали забывать историю со знаменитым рассказом Голявкина.

А когда-то у многих людей стояли дыбом волосы, и мне по секрету, свистящим шепотом, посоветовали побежать в библиотенку и скорее прочитать двенадцатый номер "Авроры" за 1981 год — пока его окончательно не изъяли из свободного доступа.

Дело было вот в чём. Рассказ этот был уже свёрстан, и гордо жил там на семьдесят пятой странице, как вдруг редакции вступило в голову, что скоро произойдёт семидесятипятилетие Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. И вот, на второй странице обложки появился портрет старца (к тому моменту не без помощи добрых людей написавшему книги "Малая Земля", "Целина" и "Возрождение", и кажется, уже закончившего книгу "Воспоминания").

Брежнев был награждён очередной Золотой Звездой и тонул в море поздравлений. По гладким волнам этого моря и совершила боевой разворот ленинградская "Аврора".

А на юбилейной, семьдесят пятой странице жил рассказ "Юбилейная речь" следующего вида:

Трудно представить себе, что этот чудесный писатель жив. Не верится, что он ходит по улицам вместе с нами. Кажется, будто он умер.

Ведь он написал столько книг! Любой человек, написав столько книг, давно бы лежал в могиле. Но этот — поистине нечеловек! Он живет и не думает умирать, к всеобщему удивлению. Большинство считает, он давно умер — так велико восхищение этим талантом. Ведь Бальзак, Достоевский, Толстой давно на том свете, как и другие великие классики. Его место там, рядом с ними. Он заслужил эту часть! Вот он сидит передо мной, краснощекий и толстый, и трудно поверить, что он умрет. И он сам, наверное, в это не верит. Но он безусловно умрет, как пить дать. Ему поставят огромный памятник, а его именем назовут ипподром — он так любил лошадей. Могилу его обнесут решеткой. Так что он может не волноваться. Мы увидим его барельеф на решетке.

Позавчера я услышал, что он скончался. Сообщение сделала моя дочка, любившая пошутить. Я, не скрою, почувствовал радость и гордость за нашего друга-товарища.

— Наконец-то, — воскликнул я, — он займет свое место в литературе!

Радость была преждевременна. Но я думаю, долго нам на придется ждать. Он нас из разочарует. Мы все верим в него. Мы пожелаем ему закончить труды, которые он еще не закончил, и поскорее обрадовать нас.

(Аплодисменты.)

Так вот, разразился тихий скандал, полетели стулья из под работников журнала… Но дело не в этом — сегодня я читал предисловие к одному сборнику, в котором, в силу ряда обстоятельств, был напечатан и я. Так вот, предисловие это — гениально, и было написано в той же голявкинской манере.

Но про него я расскажу в следующий раз.

Извините, если кого обидел.

29 марта 2006

История про птиц ("Аврора" — II)

Но вот к чему я вспомнил про Голявкина — я начал читать предисловие к сборнику, где был напечатан. Предисловие было такое замечательное, что я