Ментовские оборотни - Владимир Гриньков

– А к вам не обращались местные жители? – спросил я у Михаила. – По поводу здешних призраков?

– По поводу кого? – непонимающе посмотрел на меня Михаил.

Значит, не обращались.

– Здесь по ночам ходит женщина в белом платье, – пояснил я. – Это призрак. И многие видели.

Михаил посмотрел на меня недоверчиво. Наверное, он расценивал мои слова как розыгрыш.

– Многие видели, – повторил я упрямо.

– Призраков не бывает! – уверенно сказал старший лейтенант милиции, который по роду своей службы имел дело с суровой реальностью, где места призракам попросту не было.

– И я тоже видел! – привел я железный аргумент.

Тут Михаил замешкался с ответом. Наверное, он был сверхтактичным человеком и боялся поставить меня в неловкое положение своим правдивым, но неприятным для меня ответом. И все-таки врожденное чувство справедливости в нем, видимо, взяло верх, в конце концов и он сказал, смущенно хмурясь:

– Призраков не бывает, Евгений Иванович.

* * *

Призрак или не слышал слов старшего лейтенанта, или слышал и решил доказать обратное. Но он явился в тот же вечер.

Было темно. Демин остался в доме, я пошел провожать наших гостей. У машины мы прощались с ними долго и душевно, что было легко объяснимо – мы выпили много коньяка, потом выпили много водки, потом еще что-то пили, что смогли найти в доме Светланы, и после столь обильных возлияний даже не знакомые друг с другом прежде люди становятся закадычными друзьями, и дружба эта крепка и бескорыстна как минимум до наступающего на следующее утро тяжелого похмелья. Тропинин расчувствовался и говорил, что мы с Ильей – славные ребята и что он никогда не забудет о том, что мы согласились ему помочь, и теперь он вечный наш должник. Михаил сбросил наконец маску сурового опера, вслух радовался тому факту, что сегодня пил с Колодиным, и даже попросил у меня автограф, страшно при этом застеснявшись. Я говорил им, что очень рад был с ними познакомиться, и приглашал на съемки нашей передачи. В общем, всем нам было хорошо.

Их машина стояла у порога Светланиного дома. Я вызвался сопровождать гостей до выездных ворот, чтобы потом те ворота за ними закрыть, и сел в салон машины. Мы доехали до ворот и там тепло распрощались. Гости уехали. Я запер ворота и пошел по мощенной булыжником дороге обратно к дому. Россыпь звезд и полнотелая луна были единственными источниками света, и, когда мои глаза привыкли к темноте, я с удивлением обнаружил, что темнота вокруг меня не такая уж кромешная, как мне казалось поначалу. То есть в сумраке под елями что-либо разобрать было положительно невозможно, но зато дорогу я видел вполне отчетливо и шел уверенно. Я уже был готов замурлыкать себе под нос что-то беззаботное, как вдруг остановился будто вкопанный.

Это был запах. Тот самый. Непосвященные называли его «Сесиль» и утверждали, что это изделие под известной маркой «Дольче и Габбана», и что женщины пользуются такими духами, вот хоть знакомая Демина, девушка Людочка из аппаратной телецентра, но на самом деле запах этот принадлежал призраку старой графини, я это знал, и это знание впечаталось в мой мозг намертво.

Я замер и принюхался. Я не ошибался. Здесь и сейчас была графиня. Или она стояла где-то рядом, но я ее пока не видел, или она только что, буквально секунду назад, прошла впереди меня. Я бы дрогнул и испугался, наверное, но я был нетрезв почти до безрассудства, и это все решило. Я бросился вперед, намереваясь настичь старуху, но уже через несколько шагов обнаружил, что ошибся. Я потерял этот запах, вырвался из пахучего шлейфа, оставленного призраком, и закружился на месте, как потерявшая след собака. Мне пришлось вернуться, и я снова поймал призрачный аромат. Он увлекал прочь от дороги, в сгустившийся под елями мрак, в эту жуткую черноту, где невозможно было ничего увидеть и где запросто можно было свернуть себе шею, но я ни о чем таком не думал, а думал о том, что в этой темноте белое платье будет видно, оно выдаст старуху, и уж теперь она не исчезнет так же внезапно, как это было в прошлый раз.

Запах вел меня. Он еще не успел рассеяться, и я шел по нему, как собака идет по следу. Если я ошибался и отклонялся в сторону, то обнаруживал это очень скоро и тут же возвращался назад. Единственной сложностью для меня была темнота. Я угадывал звездное небо среди верхушек деревьев, но тут, внизу, было очень темно, хоть глаз выколи, и светлее стало лишь тогда, когда деревья вдруг расступились. Я понял, что вышел к соседнему участку, тому самому, который занимала семья Тропининых. На их территории лес был прорежен, и в призрачном лунном свете я увидел вставший на моем пути забор. Запах был, я явственно его угадывал. Но старухи не было.

Я пошел вдоль забора вправо, но тут же понял, что ошибся, метнулся влево, и снова аромат истончился и почти исчез, и только когда я вернулся в ту точку, в которую меня изначально привел призрачный ароматный шлейф, я снова уловил знакомый запах, и оставалось только изумляться, как ловко несносная старушенция перемахнула через двухметровый забор. Видимо, призракам годы не помеха. Или она способна проходить сквозь стены и забор ей не преграда?

С досады я ткнулся в этот чертов забор, и вдруг деревянные доски поддались, открывая проход, о котором я прежде даже не подозревал. Эти доски были закреплены сверху, но внизу не удерживались ничем, и я проскользнул на территорию соседского участка, движимый охотничьим азартом.

Этот запах был и здесь. Я уже почти бежал – здесь было светлее и я не боялся налететь на какое-нибудь дерево в темноте. Сначала запах вел меня к дому Тропининых, но потом резко ушел в сторону, обогнул ярко освещенный дом и увлек меня дальше в темноту. Я добежал до следующего забора и здесь не метался, поскольку эта тайна призрака уже была мне известна. Я толкнул доски, проскользнул в образовавшуюся щель и оказался на чужом участке. Кому он принадлежит, я не знал, да это было мне сейчас неинтересно. Я гнался за графиней, она была уже где-то близко, я ее, по моим ощущениям, уже настигал.

Но не настиг.

Откуда-то из ночи на меня со злобным рыком выскочил стаффорд-живодер, и я бросился назад, к спасительному забору. Мое счастье, что я не успел углубиться дальше под деревья и до забора было три шага. Мне некогда было искать проход, и я взлетел на забор вспугнутой птицей. Страшно клацнули клыки, и многокилограммовая тяжесть повисла на моей штанине. Я, понимая, что погибаю, рванулся, тонкая ткань легких брюк расползлась, и я услышал, как безжалостный ублюдок шмякнулся с высоты на землю с куском материи в клыках. Он еще подпрыгнул, пытаясь меня достать, но я уже был по другую сторону забора и бежал прочь, слыша за спиной злобный лай расстроившейся от неудачной охоты псины.

Мой бег был столь стремителен, что меня, наверное, сейчас не смог бы обогнать даже чемпион мира по спринтерскому бегу. За что обычно борется тот бегун? Медалька на шею и какая-нибудь денежная премия в лучшем случае. Ну разве будет человек за что-то подобное всерьез стараться? А я жизнь свою спасал. Тут выложишься на сто один процент.