Расколотое небо - Кори Маккарти

– Ты мой лучший друг, – сказала она. – Когда впереди столько всего, мне нужно, чтобы ты был в моей команде.

Он посмотрел на ее руку.

– Я всегда в твоей команде. Нравится мне это или нет.

– Давай я тебе помогу.

Он принял ее помощь, чтобы встать, но его ответ был унылым.

– Поможешь мне в чем? Разлюбить парня-гетеросексуала? А как это вообще делается?

– По твоим словам, умение бросать людей – мое коронное.

Они успели сойти с поля, когда Пиппин заговорил:

– Это так. Но, Чейз, ты изначально к ним равнодушна.

Его слова ранили, хоть он и стукнулся плечом о ее плечо в наигранном дружелюбии.

Ей хотелось возразить, что он ошибается. Она неравнодушна. Она настолько ко всему неравнодушна, что часто ощущает себя совершенно незащищенной. Падение. Попытка ухватиться за воздух. Вот почему ей нужны высокие скорости. Тогда даже воздух становится тем, за что она может держаться.

– Извини, – добавил он.

Она не поняла, имеет ли он в виду все происшедшее или только это последнее оскорбление.

– Конечно. – Она все равно это проглотила. – И ты меня извини.

– Вот только я его не извинила, – призналась Чейз Тристану, идя с ним по Парку.

После короткого перелета на вертолете и возвращения на базу на «Геркулесе» Чейз снова оказалась в «Звезде». Они с Пиппином больше не ссорились, но раздражал он ее даже сильнее, чем раньше. Она отвела Тристана в сторонку и обрушила на него признание практически во всем, кроме слов Пиппина о том, что Тристан испытывает к ней чувство.

– А мне надо было его извинить? Я вроде как зла. – Она хрустнула пальцами. Она надеялась, что разговор с Тристаном поможет ей остыть, а результат оказался противоположным. – Я действительно зла. Когда он почувствовал себя страдальцем, то стал… жестоким. А теперь мне не хочется ему об этом говорить, потому что мы наконец-то начали общаться.

– Ну, начнем с того, – сказал Тристан, – что Ромео нигде не бисексуал.

– Пиппин это знает. Он просто влюбился. Сильно влюбился. И он терзается бесперспективностью своего чувства.

Она покосилась на Тристана: может, с ним все тоже так? Она засунула руки в карманы и не стала никак реагировать, когда он ущипнул ее за ухо. Если Пиппин прав и Тристан в нее влюблен, то она не станет с ним связываться. Ранить его.

Они будут друзьями. Просто будут дружить.

Чейз взъерошила себе волосы и снова их пригладила.

– Хочешь, кое-что покажу?

Он улыбнулся – и даже тут было заигрывание. Тристан стоял слишком близко… но в это мгновение Чейз поняла, что с ним любое расстояние казалось близким.

Чейз провела Тристана в капеллу: туда, куда никогда не ходила. Она раскрыла тяжелые дубовые двери и стала смотреть, как его лицо наполняется изумлением и отвагой. Часовня со многими такое творила. Потрясала скрытым величием и напоминала о Великолепнейшем Всем. Она указала на витражи и сталь.

– Это – копия кадетской капеллы из Академии ВВС в Колорадо. Считается, что это помещение поможет нам ощутить связь с дальнейшей жизнью. С настоящей академией. Где мы станем офицерами ВВС.

Тристан прошел по центральному проходу. Дверь за ними захлопнулась – и они остались одни.

– Тут странно, – признал он. – Но красиво.

Обшивка стен напомнила Чейз реактивный самолет, а пестрые витражи горели, словно сцена из фантастического фильма. Она села на скамью и уперлась локтями в колени, подставив ладони под подбородок.

– Многие кадеты обожают сюда приходить.

– Но не ты, – сказал он с расстояния нескольких шагов.

– Не я, – подтвердила она. – Я один раз видела настоящую. Отец поднял меня в ноль тридцать темноты, швырнул в истребитель и без объяснений привез нас в Колорадо. Я впервые оказалась в реактивном самолете.

Она закрыла глаза и вспомнила благоговейный страх, вызванный стремительным полетом к полосе рассвета. Они скользнули мимо заснеженных гор и приземлились на траву у здания, формой похожего на дюжину поставленных на попа истребителей.

Серебристо-стальные шпили, ловящие золото солнца.

– Звучит как приятное воспоминание.

Тристан сел задом наперед на скамью через несколько рядов перед ней.

– Их сколько-то есть, – признала она. – Будь все мое время с Торном плохим, я бы назвала его кошмаром. Но было несколько восходов. Наверное, больше всего мне надо было бы ненавидеть его за то, что он дал мне надежду. – Она подняла голову и ощутила то дуновение облегчения, которое у нее теперь ассоциировалось с их разговорами. – Знаешь, я никому про это не говорила.

– Даже твоему ОРП?

Ее молчание стало ему ответом. И мысленно она спросила себя, сколько раз она замыкалась, когда Пиппин к ней тянулся. Она всегда отстранялась, отталкивала его. Но ведь и он делал то же самое.

Чейз глухо засмеялась:

– Кажется, мы с Пиппином настолько замотались в то, что неразлучны, что даже не потрудились узнать друг друга.

Она встала и начала слоняться по проходу. Все становилось понятным. Пиппин на самом деле не знает, почему она замыкается в себе: он не в курсе мерзких подробностей относительно Торна. Относительно Дженис. А Чейз ничего не знает про близких Пиппина. Про то, почему он оказался в «Звезде», если ему настольно явно не хочется быть военным.

Неужели дело только в деньгах для его семьи?

– Я не умею с ним разговаривать. По крайней мере – о важных вещах, – призналась она. – Несколько дней назад я попробовала задавать ему вопросы, а он представил дело так, будто я устроила ему допрос с пристрастием.

Тристан ироническим взглядом следил, как она мечется туда и обратно.

– Ты мне доверяешь? – спросил он.

– Это не вопрос. – Она постаралась скрыть яркую улыбку. – Это захват цели.

– Тогда представь себе, что я взял тебя на прицел, – предложил он. – К важным вопросам надо подходить постепенно. Например, расскажи мне какой-нибудь пустяк, но только чтобы это было нечто такое, чего ты никому не рассказала бы, а мне – тем более.

– И что это даст?

– Поможет тебе расслабиться. Или хотя бы отвлечет. Если хочешь, считай, что я предложил тебе это сделать на слабо.

– Обожаю доказывать, что мне не слабо.

– Знаю. Это – единственное, что о тебе знают все.

Чейз села на ряд перед ним.

– Попробую, но не обещаю.

Она закрыла глаза и представила себе свою жизнь как небо, а тело – как одинокий истребитель, несущийся по синеве. У нее никогда не было ощущения, будто ее ничто не коснется. Или не догонит. А после той горечи, которую она испытала, не сумев угодить Торну, она приняла уклончивость как свою истинную натуру, хоть это и было не так. На самом деле – нет. Она выбрала в своем небе листок… совсем маленький.